За тем, как она наступает, можно наблюдать, это любопытно. Признаки просты. Когда голову трудно заставить о чем-то думать — это она, старость. Голова быстро устает мыслить, все время норовя отдаться на милость случайных восприятий. Так же, как и в раннем детстве, обыденные звуки, вполне привычные образы, запахи воспринимаются обостренно и доставляют покойное удовлетворение сами по себе, без всякой смысловой обработки. Убаюкивающее удовлетворение. Ничего другого от мира уже не требуется, да и мозг с большой легкостью проваливается в дремоту
— Сударыня, проснитесь!
Промеха открыла глаза. Над ней склонилась Камея.
— С вами все в порядке?
— Ну, с учетом возраста. А что случилось, детка?
— Дракон в деревне!
Камея повернула кресло, в котором сидела стареющая небесница. У окна стоял мрачный капрал Люка.
— Отчаянный малый, — пробасил он, отодвигаясь.
В это время, борясь с лошадью, Иржи приблизился к чудовищу и выстрелил.
— Неплохо, — сказал Люка. — Только надо бы сразу из двух.
— Неплохо бы вашим солдатам заняться делом! — гневно сказала Камея.
— У нас приказ, мадемуазель.
— Давно спорите? — спросила Промеха.
— Давненько, — мрачно сказала Камея. Капрал промолчал.
— Люка!
— Да, сударыня.
— Я прошу вас нарушить приказ.
В пересеченном шрамом лице капрала что-то дрогнуло.
— У вас восемь ружей, Люка. Один хороший залп, и на вашей совести не будет лишних могил. Кроме того, у вас есть чисто служебное оправдание.
— Какое?
— Вы идете на выручку своему командиру, не так ли? В случае осложнений сошлитесь на меня.
— Я помню, чем вам обязан, мадам, — медленно сказал Люка. — Разрешите идти?
— Удачи!
— Благодарю. Она нам не помешает. Люка грузно сбежал по лестнице.
— По коням, бездельники!
Бездельники оказались не такими уж и бездельниками, стрелять умели. Дракона они убили, чем спасли Бистриц. Правда потом, когда де Нанж уехал, поголовно напились в трактире. Никакая гвардия не устоит, если деревня угощает...
Когда дракон бил в стену, Матильда упала и сломала руку. Фридрих начал заикаться.
Каталину похоронили честь-честью. Если б могла видеть, осталась бы довольной. А вот Тео собирали по кусочкам. После того, как извлекли из чудовища. Это он звонил в колокола. Поэтому помянули беднягу с особой благодарностью, то есть пили очень старательно и на могилу не забывали плеснуть.
В Бистрице же после той славной ночки началась новая жизнь. Какая-то другая, не прежняя. Прежнее ощущение привычной безопасности рухнуло. Провожая Иржи в армию, Иоганн сказал:
— Круто все закручивается.
— Что закручивается?
— Да все. Теперь держись.
— До чего ж мне пророчества надоели, — в сердцах сказал Иржи.
9. НИЧЬЯ ЗЕМЛЯ
Мартин прислонил Хзюку к скале, хорошо обогреваемую Хассаром. Впрочем, Хассар отныне следовало именовать Эпсом, поскольку Схайссы со всеми своими прелестями остались позади.
В такое сразу и поверить-то было трудно. Но сверкавший склон был совершенно пуст. Только в снегу голубели цепочка следов, оставленная им самим, да две борозды от ног Хзюки — мало того что ящер вконец ослабел, он еще изрядно захмелел, пришлось волочить доблестного офсамаша племени Сив от самого перевала
Но более — никаких признаков так называемой разумной жизни. Бывает же так...
— Хог, — сказал Мартин. — Слава тебе, Мосос. Спасибо, старик!
С большим усилием он встал, разогнул спину, подошел к обрыву. Но ноги противно дрожали, поясница болела, а голова кружилась. Пришлось опять сесть, самочувствие оставляло желать лучшего. Зато внизу все было очень мило, прямо на загляденье.
Весенний день сиял как на курортной открытке. Над Ледяным хребтом распахнулось небо с редкими, полуразмытыми сгущениями облаков. Под ногами лежала уютная долина.