А за их спинами уже мелькал зловещий луч, слышались звонкие лязги. Только бы не бабахнул из чего-нибудь, подумал Иржи. Здесь, в совершенно прямой трубе, промахнуться невозможно. Особенно если картечью..
* * *
Труба выходила на обрывистый склон горы, высоко над Быстрянкой. Иржи порвал матерчатую сетку, закрывавшую отверстие, раздвинул стебли дикого хмеля и тут же судорожно уперся в гладкие стенки — дальше был почти вертикальный обрыв.
За рекой, как на ладони, лежала деревня с темными еще избами. А в деревне тревожно скулил Бернгардт, родненький.
Ближе поблескивала Быстрянка. Внизу, под самым обрезом трубы, в предрассветных сумерках угадывались заросли тальника. У Иржи мелькнула мысль о том, что, если придется падать, кусты в какой-то мере смягчат удар. Но проверять это очень не хотелось.
Позади испуганно бубнил Иоганн.
— Чего? — спросил Иржи.
— Обрыв там?
— Обрыв.
— Веревку с тебя размотать?
— Давай.
Иржи лихорадочно принялся ощупывать стенки, пытаясь найти что-нибудь, что позволяло бы закрепить конец веревки. Однако внутренность трубы оказалась абсолютно гладкой. Ни выступа, ни отверстия, ни даже царапины.
Отчаявшись, он выглянул наружу.
Начинало светать. На куполе колокольни уже отразилась заря. С крыши Промехиной мельницы опять каркал ворон. Порядочные птицы еще спали.
— Во жуть. Иоганн, привязать-то не за что.
— Что ж теперь, пропадать? Ты как хочешь, а я в стеклянный шар не собираюсь. Пошшупай снаружи, хорошенько пошшупай. Люс, люс. Должно быть что-то! Иначе как?
— Бесполезно. Голый камень.
— А хмель?
— Хлипкая трава. Хотя погоди-ка. Он перевернулся на спину
— Держи меня за ноги!
Иоганн вцепился мертвой хваткой. Иржи высунулся по пояс и начал шарить руками.
— Слава те, Господи...
Он обмотал веревку вокруг трубы, края которой ладони на две выступали из скалы.
— Все. Отпускай меня.
— Не могу, — прохрипел Иоганн. — Руки свело. Иржи чертыхнулся.
— Сейчас же отпусти!
— Да не получается! — отчаянно сказал Иоганн.
— Послушай, — вдруг сказал Иржи. — Кажется, в трубу кто-то лезет.
— Да ну?!
Руки Иоганна разжались. Потом, внизу, когда они уже спустились, дуя на ободранные веревкой ладони, Иоганн спросил:
— А как ты узнал, что кто-то лезет? Я так ничего не слыхал.
— Я тоже не слыхал.
На Иоганна навалился истерический смех.
— Ну, парень, ты даешь! «Кто-то лезет»... Надо же сообразить! Я чуть не обмочился.
— Тише ты. Что с веревкой-то делать? Нельзя ее тут оставлять.
— Айн момент!
Продолжая похохатывать, Иоганн вытряс из штуцера порох.
— Давай чиркни.
Порох вспыхнул. От него занялась просмоленная пенька. Огонь разгорелся, побежал наверх, слегка раскачиваясь от утреннего ветерка.
— Вот теперь точно аллес гут. Унесли мы ноги! Чего грустишь?
— А ведь там свои веревки есть, — сказал Иржи. — Вдруг железяки спустятся? Иоганн почесал затылок.
— М-да. А чего ж они до сих пор не спускались?
— А до сих пор их не будили.
— Тоже верно. М-да, натворили дел. Интересно, во что же мы с тобой вляпались, а?
— Как — во что? В небесников, во что же еще. Тут Иоганн взял да и посерел.
— Лучше бы ты ошибался, парень. Вот в небесников я верю. Надо же! Под самым боком такую базу отгрохали, а никто ничего и не заметил. Вот скрытные бестии!
— Деревенским-то говорить? Иоганн отрицательно качнул головой.
— Лежали себе те железяки сто лет, еще сто пролежат.
— А если не пролежат? Возьмут да и повылазят.
— Чего ради? Железяки же вроде слуг при небесниках состоят. Без приказу никуда не полезут.
— А по приказу?
— Ну, это ты хватил. Небесники поцивилизованнее нас. Что, убивать бросятся? Или грабить? Да они сами нас опасаются, раз прячутся.
— Чего ж ты тогда перепугался?
— Да так, с непривычки.
Иржи посмотрел вверх.