Да и кому здесь бродить до сенокоса? Разве что привидениям, которые и без того знают, что там, в горе, припрятано.
Вот интересно, вдруг подумал Иржи, а Промеха что-нибудь знает? Мельница ведь совсем рядом с горой стоит. Только с другой стороны. Самое что ни на есть ведьмино это дело — клады стеречь...
3. МАШИШ
Почти сутки он отсыпался. И его не беспокоили до следующего вечера. А вечером прошел короткий дождь, подул ветер, жара спала, и он проснулся сам.
Мартин выволок из душного шатра шкуру, служившую ему постелью, и улегся на траву. Разбросав ноющие конечности, он лениво наблюдал, как под строгим присмотром Тишинги, старшей жены Хзюки, уффиких хлопочут у костра.
Над огнем висели два объемистых котелка. От них исходил аппетитный дух.
Подошел раб-хачичей и молча бросил на землю вязанку сучьев.
— Мало, — сказала Тишинга. Хачичей бессловесно удалился.
На темнеющем небе появились первые звезды. Все еще веял ветерок. Уже не горячий, а только теплый.
— Ты хорошо охотился позавчера, — сказал Хзюка.
— Я учился у тебя
— Не нужно каждый раз возвращать похвалу.
— Это не похвала, а благодарность. Без тебя я бы погиб.
— Я без тебя — тоже.
Мартин вопросительно взглянул на ящера.
— Не понимаешь? — спросил Хзюка.
— Нет. Ррогу не смог бы поймать тебя в роще. Хзюка сел рядом.
— От ррогу я мог спастись. Но не от машиша, — сказал он.
— При чем тут машиш?
— Разве ты не знаешь, кого мы выручили? -Нет.
— Но ты же брал стрелы из его колчана.
— Брал.
— Красные стрелы, — напомнил Хзюка.
— А-а, теперь понял.
Красные стрелы могли принадлежать только семейству машиша. Сам машиш по причине старости уже не охотился. Следовательно, они спасали его сына. И спасли. Но если бы допустили гибель... Мартин поежился. Он вдруг понял, что схайсские порядки порядком ему надоели. Чуть что не так — конец один. Никакого тебе разнообразия. Очень захотелось взглянуть на живого адвоката. Лысого, толстенького, плутоватого, с беспокойными глазками и портфелем бумаг.
— Старый машиш доволен, — сказал Хзюка бесстрастным тоном.
Мартин выжидающе посмотрел на него, но схай ничего не добавил.
— А сын? — спросил Мартин. Хзюка промолчал.
— Великий Мосос! Ну никакого разнообразия. Я что, не должен был помогать?
— Должен.
— Тогда в чем дело?
— В том, что ты пленник. Для чести воина...
— Ах вот оно что. Видал я эту честь между камнями! Хзюка не стал квакать.
— Мальчишки бывают злыми, — нехотя сказал он с такой интонацией, словно сам был светочем добра.
— Что же теперь делать? — спросил Мартин.
— Законного повода для убийства нет. Сын машиша должен тебя где-то подкараулить одного. Так что просто посматривай и от меня не отставай.
Мартин похлопал себя по колену. Так схаи выражают и согласие, и благодарность.
Тут к их костру подъехал старый и для схая весьма толстый маш-борзай Фосехта. Он вел за собой запасного шусса. Не слезая с седла, бросил поводья.
— Поедешь со мной, мягкотелый.
Маш-борзай — это начальник охраны самого машиша. Поэтому Мартин совершил ритуал почтения — соединил руки ладонями над головой. Маш-борзай мигнул перепонками, что выражало благосклонность и хорошее предзнаменование.
Спрашивать ничего не полагалось. Мартин молча забрался в седло. Хзюка встал.
— Ты останешься, — бросил маш-борзай.
Хзюка соединил ладони, поскольку имел чин только офсах-маша. Сотника то есть. Мартин посмотрел на него вопросительно, но тот сделал успокаивающий жест. Поезжай, мол, чего там. Двум смертям не бывать, а смысл жизни в том, чтобы достойно умереть.
В общем, никакого разнообразия.
Они проехали через все стойбище между вольготно разбросанными шатрами и многочисленными кострами, на которых уффиких готовили ужин. Повсюду сновали, визжали, играли, дрались и тут же мирились офиуфф — детвора.