Но, как любят говорить комментаторы, гол зрел. В последнюю минуту матча, дезорганизовав оборону противника, Илюха повёл команду на решающий штурм. Он отвлёк на себя защитников и послал мяч вдоль ворот, куда устремился Володя Гулибаба. Зрители повскакивали с мест. Над островом взревело многоголосое:
— Ша-а-айбу-у!
Володя размахнулся, чтобы послать мяч в пустые ворота с каких-нибудь двух-трех метров. И в это время откуда-то смерчем ворвался Вася. Никто ничего не успел сообразить, как вдруг Гулибаба кубарем покатился по земле. Боров от страху кинулся в сторону и под улюлюканье всего стадиона заметался по полю. От крика и испуга он совсем потерял рассудок и бросился бежать, не разбирая дороги.
Ловили его всей школой. Насмерть перепуганного борова отыскали в кукурузе. С большими трудностями Васю водворили на место. Пережитые страхи не прошли для борова даром: он нервно вздрагивал от малейшего шороха, отказывался от еды. Один глаз его заплыл.
Маша, найдя своего питомца в таком жалком состоянии, расплакалась.
— Уйди, — сказала она Сипу, когда тот хотел её успокоить. — Я-то думала, я-то тебе доверяла…
Она всхлипывала, гладила Васю. Сипу стало жалко её, жалко Васю, жалко себя. И он, как был в футбольной форме и бутсах, пошёл на берег Маныча, где просидел один до темноты.
В палатку идти не хотелось. Он опять подвёл свой класс, свою команду. Из-за него седьмой «А» вылетел из состязаний. А главное — плакала теперь поездка на выставку.
Катила свои воды река, шумели камыши. Сип с горечью думал о том, как несправедлива все-таки к нему жизнь…
И не знал он, что в эти минуты ребята решали, оставить Сипа на острове или отослать в станицу. Мнения сошлись: отослать. Даже Гулибаба на сей раз молчал. Он не мог простить своему другу верный гол. В том, что это был верняк, Гулибаба не сомневался.
Когда, казалось, судьба Саввушкина была решена, в Андрее Смирнове заговорил великий педагог.
— Я считаю, надо испытать последнее средство, — сказал он ребятам, уставшим от споров. — Лишить Саввушкина работы сроком на десять дней.
— Тю! — присвистнул Ваня Макаров. — Ничего себе наказание. Санаторий!
— Посмотрим, — твёрдо сказал Андрей, — сможет ли Саввушкин спокойно отдыхать, когда все вокруг будут трудиться…
Ребятам не верилось, что это может повлиять на Сипа. Но Смирнов был последователем методов Макаренко.
Вечером, когда Сип пришёл в палатку, пионервожатый объявил ему:
— Итак, Саввушкин, с завтрашнего дня по решению нашего отряда ты лишаешься права на труд в течение десяти дней.
Илья молча кивнул. Он ещё не знал, радоваться ему, что так легко отделался, или огорчаться. Но на всякий случай поскорее юркнул в постель.
«Что ж, — решил он, — завтра пойду на рыбалку».
ТУНЕЯДЕЦ
Почему так хочется спать, когда звучит зорька? И какие сладкие те две-три минуты, когда нежишься в постели, прежде чем спустить ноги с кровати и влиться в прохладное, зябкое утро.
Илюха потянулся, выпростал из-под одеяла руки. Ночь успокоила, но не залечила настроение. Окончательно отделавшись от сна, Сип вдруг почувствовал что-то неприятное в душе и вспомнил вчерашний день… Отлетело прочь очарование пробуждения. Вставать не хотелось.
— Подъем! — кричал Шота Баркалая. Он был дежурным, и в его обязанности входило поднимать заспавшихся. — Юрка, Ванька, на зарядку! — шёл он по проходу между кроватями. — Володька, Володька, проснись! — Шота дёрнул Гулибабу за ногу. Тот замычал и с трудом разлепил веки. Илью Шота намеренно не окликнул.
Сип не придал этому значения. Но когда он вместе с ребятами вышел на улицу на зарядку, Баркалая сказал, усмехнувшись:
— Ты свободен, можешь ещё поспать.
Илья не знал, как реагировать. Решил отшутиться.
— Ничего, сделаю зарядочку, здоровее буду.