Более того, мои загребущие руки с болезненно растопыренными пальцами неожиданно зашлепали по воде. Все ясно -- металлоконструкция, выписав загогулину, погрузилась в ручей.
От такого поворота жуть обуяла, ощущения стали отчаянными, нуждающимися в самом мрачном музыкальном сопровождении. Надо было нырять, причем в трубе, внутри узкой стискивающей со всех сторон щели. Она была тесной и пускала пузыри в воду; я тоже пускал пузыри. Первая треть моего тела уже выпросталась в ручей, а две остальных никак не могли пропихнуться через выхлопную дыру. Все -- труба, в прямом и переносном смысле! Уже лиловый туман стал растворять мои мозги, уже взгляд угодил в знаменитый черный тоннель... но последний рывок все-таки избавил меня от объятий железяки -- так же, как от пуговиц на рубахе и ширинке. Ура, чужая хренова судьба отпустила меня!
А наверху меня ждала съемочная группа. Как раз в нескольких метрах от того места, где я вынырнул, ловя тревожным ртом кислород. Бореев, Сайко и многие другие с камерами и микрофонами. Даже сейчас они не помогли мне доплыть до берега, но встречали, как космонавта. С бурными аплодисментами.
-- Так вы следили за мной с самого начала?-- злобно уточнил я, поднимаясь на дрожащие ноги и пытаясь удержать ниспадающие штаны, после того как немного пропыхтелся.
-- Не с самого начала, но следили,-- отозвался Сайко, только уже не пожухлый, а снова бодрый и румяный, как свежеиспеченный колобок.-- Еще утром мы вскрыли несколько колодцев, ведущих в законсервированный командный пункт. Что любопытно, о нем забыли уже в середине пятидесятых. Нам пришлось покопаться в архивах, чтобы найти хоть какую-нибудь информашку, не говоря уж о документации. Ты знаешь, в этом бункере бывал сам Берия...
На моем лице, наверное, не отразился краеведческий интерес, поэтому дед-генерал спешно переключился.
-- Ты не думай плохого, мы сразу стали искать и тебя, и Андрея Пахомыча, и лейтенанта Туманова, но поначалу у нас возникли естественные трудности. Они всегда возникают... Раньше вот во всем шпионы, враги народа были виноваты... Как там, кстати, Пахомыч и лейтенант поживают?
-- Так себе. Они уже покойники.
-- Ай-яй-яй. Впрочем, мы об этом догадывались. Мы же опустили после обеда несколько микрофонов, потом даже видеокамеры. Все это здорово смотрится.
-- Что здорово? Там, внизу, может, люди горят.
-- Да какие это люди, Глеб? Ты же сам их и подпалил, и поделом... Да, ладно, ладно, вытащат их. Если там что-то останется...
Сайко еще продолжал трындеть, но я уже задумался, вытираясь махровым полотенцем... А ведь Фима, похоже, помог мне выбраться. Ведь не кинулись же за мной эти уроды, когда я еще только-только из темницы выбрался. И не потому, что я так хорошо накормил почки-датчики своей кровью. А потому, что Гольденберг сидел в подземной пультовой. Значит, Фима смог сохранить свой человеческий фактор.
Перед не слишком четким взором запорхала клякса Апсу.
"Я заботился о тебе, только никак проявится не мог. Иначе эти чудища ударили бы меня снаружи внутрь и изнутри наружу. Но твоя судьба, хоть покореженная, при тебе осталась."
"Спасибо за столь ненавязчивую опеку. Буду и впредь свою судьбу беречь, как стекляный хрен."
А может, и светлобронированный друг-витязь пособил мне не сбиться с курса в сторону Сцилл, Харибд и прочих наглых морд.
-- Глеб Александрович, мы не только следили,-- обратился веселый Бореев.-- Мы анализировали и принимали решения. И товарищи наверху тоже в курсе наших происшествий. Вначале, не скрою, они были не слишком довольны. Но, когда мы получили столь интересные результаты, они быстро сменили гнев на милость, а милость, возможно, сменится на важные решения. Так что со дня на день надо ждать посланца.
Значит, продолжение следует.