-- Глеб, одноклассник. Ну не надо так растерянно смотреть -- я ведь, как ни странно, тоже учился в школе. И у меня тоже довольно молодое лицо. Надеюсь, одноклассников у вас сегодня в гостях нет.
-- В самом деле, нет,-- было заметно, что несмотря на все страхи за свою общечеловеческую, а также женскую честь, ей нравятся импровизации и экспромты.
-- И обязательно на "ты", Лиза. Иначе испортишь весь праздник.
Мы зашли в комнату, причем я пропустил свою руку у нее под локтем. Задымленная, горланящая, патлая, бородатая компания, на секунду сделав тишину, уставилась на меня.
-- Это Глеб, мой одноклассник,-- правильно сыграла Лиза.
-- А это гражданка Розенштейн, которая всегда у меня списывала.
И тут я понял, что вижу неподалеку Фиму Гольденберга. С излишней длиной волос, как и все тут, но не с гитарою, не со стаканом, а с книжкой в руке.
-- Фима, алтер шлепер, сколько лет, сколько зим! Хоть не в Эрец Исраэль, но все-таки с "Ликутей Тора" перед носом.
-- А, Глеб -- это ты?-- несколько вяло отозвался Фима.
-- Так вы Гольденберга тоже вызывали?-- зашипела в среднее ухо Лиза.
-- Успокойся, любительница фекалий, мы с Фимой не пересекались по служебной линии, а просто совместно проучились в триста восемнадцатой школе. Правда, он для получения пятерок сидел на передней парте, я на задней. И я совершенно не виноват, что он завалил экзамены на Восточный факультет, где по всей логике вещей нахватать "бананов" должен был я. Но с одной логикой вещей жили бы мы скучно словно в какой-нибудь Швейцарии.
-- Ага, если он проучился вместе с Фимой, то, значит, не мог учиться с Лизкой и уж тем более давать ей списывать,-- выступила какая-то поддатая личность с бородой типа метла, как у Фиделя.
-- В одномерном мире живете, а еще пьяница,-- сурово высказался я.-- На самом-то деле может быть все. В этой жизни я учился вместе с Фимой, в прошлой -- вместе с Лизонькой. В каббале это называется "гилгул". Товарищ Гольденберг меня понимает.
-- Так вы тоже "аид", как я сразу не заметил эти висящие уши,-извинительно произнесла бухая личность. А Лиза вперилась в меня уже с тревожным недоумением. Видимо, она представляла товарища Фролова энкавэдистом с большим маузером, спрятанным где-то в мотне, а не востоковедом, знающим, что варится в голове Фимы Гольденберга. Когда я уже восседал по левую руку от доктора Розенштейн, уже принял "на грудь" и рассказывал свежий анекдот, за который у нас недавно терзали одного клиента, ко мне неожиданно подвалил Фима.
-- Глеб, почему ты здесь околачиваешься?
-- В твоих словах звучит ужас, будто я каменный гость. А я ведь живой, белковый, имею право присутствовать в любой точке пространства. К тому же ты слышал, я друг Лизы, свежий или несвежий, не так уж важно.
-- Я знаю всех ее друзей и догадываюсь, кто ты.-- глаза Фимы смотрели с напряжением, но голос стих до шепота.-- Ты пришел из-за Иосифа или Зусмана, то есть ты работаешь на Большой Дом. Кто-то вроде тебя должен был появиться.
Тут уж впервые мне стало неуютно. Этот очкарик видит меня насквозь. Хотя есть и для него затемнения.
-- Если взаправду, мой четырехглазый брат, то я здесь не из-за Иосифа или Зусмана, как ты выразился. А потому, что мне приглянулась Лиза, и я готов ради нее на... В общем, готов.
Он неожиданно согласился.
-- Да, это так. Я несколько запутался. Выходит, ты не с "обратной стороны".
-- Ладно, это со своими Ицхаком Луриа и Шнеером Залманом разбирайся, кто является полномочным представителем вампирской стороны "ситра ахара". Меня сейчас другое интересует: Лиза сейчас одна? В кроватном смысле этого слова.
-- Вот тот мохнатый член у окошка с гитарой, Костя Сючиц, сейчас кантуется у нее,-- с явной неприязнью к "члену" объяснил Фима.