Три дня назад некто, говоривший с узнаваемым славянским акцентом, позвонил прямиком в Пентагон, предложив за сходную цену приобрести несколько файлов, извлеченных непосредственно из главного компьютера командования ракетных войск стратегического назначения.
Не американских РВСН - наших.
Такого еще не было. "Железнодорожники" и прочая "братва", как черт ладана, избегали политики. Но сразу вспомнился рассказ излишне откровенного парня, поспешившего поверить в смерть Панченко-Капустняка. Если боженька "в законе", то почему бы не "расколоть" компьютер РВСН?
Но неведомый штукарь, к скорби его великой, просчитался. В Пентагоне не обрадовались - там пришли в ужас. Если уж начали пробивать такую защиту!..
Через час об этом знали у нас в столице. Министр обороны бегом побежал к президенту. Пресса еще не успела пронюхать, но в любой момент история может всплыть, и тогда!..
Что будет тогда, Никанор Семенович не стал уточнять. Хватило и того, что пухлые щечки сменили цвет, превратившись из розовых в салатные.
Стало ясно - будет лажа. Этого городу не простят. Даже если компьютер "хакнули" не "железнодорожники", а какие-то другие умельцы. Слишком велика наша слава. Велика - и вполне однозначна.
В кабинет я вернулась злая, мечтая лишь об одном - убежать, да побыстрее. Но не тут-то было. Прямо в моем кресле обнаружился некий чернявый субъект в куцей курточке и совершенно наглого вида. Мерзкий такой субъект. Стрикулист.
- Эра Игнатьевна? - на прыщавом лице блуждала улыбочка, левый глаз странно дергался - словно вот-вот собирался подмигнуть. - Заждался я вас, заждался...
Первая мысль, вслух не высказанная, была проста: "Пшел вон!" Вторая, тоже про себя: в мой кабинет просто так не пускают. Значит?
- Удостоверение предъявите! - как можно спокойнее предложила я, уже догадываясь, что увижу.
Этого делать стрикулисту явно не хотелось. Он помялся, подвигал ножкой:
- Ну зачем так сразу - удостоверение! Я же, можно сказать, неофициально. Просто так зашел.
Я ждала - молча, не говоря ни слова. Стрикулист вздохнул, полез куда-то во внутренний карман.
Бордовая книжечка, щит с перуном. Так и знала! Фамилию прочитать не дали развернули только на миг.
- Я, знаете, на минутку. Сказать. Точнее, посоветовать. Закрывайте вы это дело, Эра Игнатьевна! И убийца у вас есть, и оружие. Чего еще вам нужно?
"Это дело". Даже переспрашивать не надо - и так ясно.
- А мы вас не забудем! Организация у нас уважаемая, солидная, наша помощь всегда пригодится.
Если б не его наглая улыбочка, я скорее всего вступила бы в переговоры. Всегда полезно узнать что-то новое. Но уж больно нагл, стрикулист! Привык "корочками" козырять, сволочь! Как их Саша ненавидел!
- Закрывать дело не считаю возможным. Все?
Усмешка стала шире, желтые зубы - клыки! - оскалились.
- Не считаете, значит?
Отвечать я не стала. Уверена, со слухом у него все в порядке.
- Видите ли, Эра Игнатьевна, я привык добиваться своего. А методы бывают различные!
Улыбка растянулась до ушей, затем исчезла:
- Мы ведь о вас все знаем! Бытовое пьянство, сувенирчики от подследственных... Я ведь вас, Эра Игнатьевна, можно сказать, пожалел. Сунул бы сейчас вам в стол конверт с долларами - и все. Времена нынче сложные, сами знаете. В колониях таких, как вы, не любят! Хорошо, если одних вертухаев обслуживать придется!..
Говорят, самый страшный гнев - гнев бессилия. Саша, когда говорил о таких, бледнел, терял голос...
- Убирайтесь!
Прыщавая рожа скривилась. Стрикулист вздохнул:
- Скоро сами все поймете, Эра Игнатьевна, да только поздно будет. Я ведь с вами неофициально, по душам, так сказать...
- Неофициально? Просто взяли и зашли?
Мысль мне понравилась. Старший следователь прокуратуры входит в свой кабинет и обнаруживает...
От первого удара он присел. Второй бросил его на пол.