– Оратор Джиндибел предполагает, – сказал он, – что этот человек, Тревиз, является орудием – возможно, невольным – этой организации, и мы не должны игнорировать его.
– Если, – сказала Деларме, снова садясь в кресло и откидывая с глаз прядь седеющих волос, – эта организация, какова бы она ни была, существует и если ее ментальные способности опасно сильны и так тщательно скрываются, вряд ли она будет открыто маневрировать таким заметным лицом, как советник Первого Основания.
Первый Оратор серьезно заметил:
– Не все думают одинаково. Однако я заметил кое-что, наиболее тревожащее. Я не понял этого. – Он почти невольно похоронил мысль в глубине мозга, стыдясь того, что другие могли прочесть ее.
Каждый Оратор заметил мысленное действие и, как строго требовалось, отнесся уважительно к чувству стыда Деларме тоже отнеслась так, но очень нетерпеливо. Она сказала в соответствии с принятой формулировкой.
– Не можем ли мы попросить, чтобы вы показали нам вашу мысль, поскольку мы понимаем и прощаем любое чувство стыда, которое вы можете испытывать.
Первый Оратор сказал:
– Как и вы, я не знал, на чем основано предположение, что советник Тревиз является орудием другой организации, и если так, то какой цели он служит.
Но Оратор Деларме, похоже, уверена в этом, и нельзя игнорировать возможную ценность информирования любого, кто квалифицирован как Оратор. Поэтому я попробовал приложить к Тревизу план.
– К одной личности? – тихо и удивленно спросил кто-то из Ораторов и сразу же высказал раскаяние, потому что вопрос сопровождался мыслью, совершенно эквивалентной выражению: «Вот дурак!».
– К одной личности, – согласился Первый Оратор, – и вы правы, ну и дурак же я! Я прекрасно знаю, что план не может быть приложен не только к индивидууму, но и даже к небольшой группе индивидуумов. И все-таки мне было любопытно. Я экстраполировал межличностные пересечения далеко за разумные пределы, но сделал это шестнадцатью различными способами и выбирал скорее область, чем точку. Затем я использовал все, что знаю о Тревизе – советник Первого Основания не приходит полностью незамеченным – и о мэре Основания.
Затем бросил все это вместе, как попало, и испугался, – он сделал паузу.
– Ну, и?.. – спросила Деларме. – Были поразительные результаты?
– Не было никаких результатов, как вы все можете предположить, – ответил Первый Оратор. – С одним индивидуумом ничего нельзя сделать. Однако же…
– Однако?
– Я сорок лет анализировал результаты, и у меня образовалась привычка ясно чувствовать их еще до того, как они проанализированы. И я очень редко ошибался. В этом случае пусть результатов и не было, я отчетливо почувствовал, что Джиндибел прав, и что Тревиза нельзя предоставить самому себе.
– Почему нельзя, Первый Оратор? – спросила Деларме, ошеломленная сильным ощущением в мозгу Первого Оратора.
– Мне было стыдно, – сказал Первый Оратор, – что я сделал попытку использовать его для цели, к которой он непригоден. И стыдно теперь, что я позволил себе поддаться влиянию чего-то чисто интуитивного. Но я должен был позволить себе это, потому что ощущение слишком сильно. Если Оратор Джиндибел прав, если нам грозит опасность неведомо откуда, я чувствую – когда придет время кризиса нашего дела, на решающей струне будет играть Тревиз.
– На каком основании вы это почувствовали? – спросила потрясенная Деларме.
Первый Оратор Шандисс жалобно посмотрел на Ораторов Совета.
– У меня нет обоснования. Психологическая математика не дала ничего, но когда я следил за взаимодействием отношений, мне казалось, что Тревиз – ключ ко всему. На этого человека следует обратить особое внимание.
Джиндибел понимал, что не вернется вовремя к заседанию Совета. Может быть, и вообще не вернется.