Лицо ее ничего не выражало.
Она сказала:
– Советник Тревиз вы выступили с этими дебатами вне уставного порядка. Тем не менее, я прошу вас обосновать точку зрения, а потом отвечу вам.
– В контексте Плана Селдона свободное выражение мнения не ограниченно, но нас ограничивает сама природа Плана. Есть много способов интерпретировать события до того, как изображение даст окончательное решение, но, как только это решение дано, оно больше не обсуждается в Совете. Оно не обсуждается и заранее, чтобы кто-то не сказал: «Если Хари Селдон установил так-то и так-то, то он, возможно, ошибся». А если этот кто-то честно думает так, мадам мэр?
– Он может так говорить, если он – частное лицо и спорить о деле в частном разговоре.
– Значит, вы хотите сказать, что ограничение свободы слова, какие вы предлагаете, относятся целиком и полностью к правительству?
– Именно. Это не новый принцип закона Основания. Сначала он относился к мэрам всех партий. Личная точка зрения ничего не значит; официальное выражение мнения имеет вес и может быть единым. И мы не хотим рисковать этой опасностью теперь.
– Позвольте мне уточнить, мадам мэр, что этот ваш принцип применяется изредка и случайно специальными актами Совета. Он никогда не относился к чему-то столь обширному и бесконечному, как План Селдона.
– План Селдона больше всего нуждается в защите, потому что именно для него подобные сомнения могут оказаться наиболее роковыми.
– Вы не учитываете, мэр Брэнно, – Тревиз повернулся, обращаясь теперь к членам Совета, которые, казалось, все до единого затаили дыхание, словно в ожидании исхода дуэли, – вы не учитываете, члены Совета, что есть все основания думать, что Плана Селдона вообще нет?
– Мы все были свидетелями, как он работал сегодня, – сказала мэр Брэнно спокойно, в то время как Тревиз стал говорить громче и по-ораторски.
– Именно, поэтому, что мы видели, как он работал сегодня, леди и джентльмены – советники, мы могли видеть, что План Селдона, в который нас учат верить, не может существовать.
– Советник Тревиз, вы вне регламента и не можете продолжать в том же духе.
– У меня это должностная привилегия, мэр.
– Эта привилегия отведена, советник.
– Вы не можете отвести привилегию. Ваше заявление, ограничивающее свободу слова, само по себе не может иметь силы закона. Официального голосования в Совете не было, мэр, а даже если бы оно и было, я имел бы право поставить вопрос о его законности.
– Отвод, советник, не имеет отношения к моему заявлению, защищающему План Селдона.
– А к чему же относится отвод?
– Вы обвиняетесь в измене, советник. Я хочу оказать Совету любезность и не арестовывать вас в зале Совета, но сотрудники Безопасности ждут за дверью и возьмут вас под стражу, когда вы выйдете. Я просила бы вас выйти спокойно.
Если вы сделаете какое-нибудь злонамеренное движение, тогда, конечно это будет рассматриваться как угроза, и Безопасность войдет в зал. Но я Уверенна, что это не понадобится.
Тревиз нахмурился. В зале стояла абсолютная тишина. Неужели все ждали этого – все, кроме него и Кампера? Он никого не видел, но не сомневался, что мэр Брэнно не блефует. От ярости от начал заикаться.
– Я пред… представитель большого числа избирателей, мэр Брэнно…
– Не сомневаюсь, что они разочаруются в вас.
– На каком основании вы выдвигаете это дикое обвинение?
– Это будет предъявлено должным порядком, и будьте уверенны, что у нас есть все, что нужно. Вы очень несдержанный молодой человек; вы поймете, что кое-кто может быть вашим другом, но не желает следовать за вами по пути измены.
Тревиз крутанулся, чтобы встретиться с голубыми глазами Кампера. Они были как каменные.