– Вы хотите сказать – густо населенный?
– Да.
– Это решит Гея.
Корабль продолжал спускаться, и Тревиз попытался развлечься, гадая, к какому островку они направляются. Приблизительно через час они должны были приземлиться.
Корабль сел спокойно, как перо, без воя, без неправильного гравитационного эффекта. Они вышли: сначала Блис, затем Пилорат и, наконец, Тревиз.
Погода была сравнима с началом лета на Терминусе. Дул легкий бриз, утреннее солнце ярко сияло с испещеренного облаками неба. Под ногами была зеленая почва, с одной стороны рядами шли деревья, как во фруктовом саду, с другой – далекая линия побережья.
Слышалось тихое жужжание, издаваемое, видимо, насекомыми, мелькали птицы и раздавалось щелканье – похоже, какого-то фермерского инструмента.
Пилорат заговорил первый, но не о том, что видел и слышал. Он сказал:
– Ах, как вкусно пахнет, вроде свежего яблочного пюре.
– Вероятно, там яблоневый сад, – сказал Тревиз, – и, насколько я понимаю, там делают яблочное пюре.
– А вот на вашем корабле, – заметила Блис, – пахнет вроде… одним словом, ужасно.
– Вы не жаловались, когда были на нем, – заметил Тревиз.
– Я хотела быть вежливой. Я же была гостьей.
– А сейчас вы уже не хотите быть вежливой?
– Сейчас я дома, а вы – гости. Теперь ваша очередь быть вежливыми.
Пилорат попытался сгладить:
– Вероятно, она права насчет запаха, Голан. Есть какой-нибудь способ проветрить корабль?
– Да, – агрессивно ответил Тревиз, – Это вполне можно сделать, уверившись в том, что корабль не будет уничтожен. Это маленькое создание уже показало нам, какую необычную силу применила.
Блис вытянулась во весь рост.
– Я вовсе не маленькая. А если для очистки корабля нужно оставить его в покое, то, уверяю вас, мы с удовольствием оставим его в покое.
– А затем нас возьмет кто-то, кого вы называете Геей? – спросил Тревиз.
Блис с улыбкой посмотрела на него.
– Не знаю, поверите ли вы мне, Трев, но Гея – я.
Тревиз оторопел. Он часто слышал выражение «собраться с мыслями», которое использовалось метафорически, но впервые в жизни почувствовал, что его вовлекли в этот процесс буквально. Наконец, он спросил:
– Вы?
– Да. И почва. И деревья. И вон тот кролик на траве. И человек, которого вы видите за деревьями. Вся планета и все на ней – это Гея. Мы все индивидуальны, все раздельные организмы, но все мы делим общее сознание.
Неодушевленная планета участвует в этом меньше всех, различные формы жизни – в разной степени, а человеческие существа – больше всех, но участвуем мы все.
– Я думаю, Голан, – сказал Пилорат, – она хочет сказать, что Гея – нечто вроде группового сознания.
Тревиз кивнул.
– Я так и понял. В таком случае, Блис, кто правит этим миром?
– Он сам управляется. Деревья растут рядами по собственному разумению. Они множатся только в том случае, если надо заменить погибшие по какой-то причине деревья. Люди снимают урожай яблок, сколько потребно, животные, включая насекомых, едят свою долю – и только свою.
– Значит, насекомые знают свою долю?
– Да, знают, – в какой-то степени. Дождь идет, когда нужно. Бывает и очень сильный, когда это необходимо, а бывает и сухая погода – когда она нужна.
– И дождь знает, что делать?
– Да, знает, – очень серьезно сказала Блис. – Разве клетки вашего тела не знают, что им делать? Когда расти, а когда перестать? Когда формировать какую-то субстанцию, а когда – нет, а если формируют, то сколько – больше или меньше? Каждая клетка, в определенном смысле, независимый химический фактор, но все идет из общего фонда сырых материалов, приносимых общей транспортной системой, все расходится по общим каналам, все распределяется общегрупповым сознанием.