Квинтезетц смотрел на свой стол. Его рука рассеянно перебирала короткие, туго завитые волосы. Потом он взглянул на Тревиза и крепко сжал губы, словно решил не говорить ни слова. Тревиз ждал, подняв брови. Наконец, Квинтезетц сказал полузадушенно:
– Пожалуй, и в самом деле поздно. Совсем смутно… Он все время говорил на правильном Галактическом, но теперь как бы утратил свое классическое образование.
– Смутно, С.К.?
– Ну … сумрачно, темно, почти ночь.
Тревиз кивнул.
– Да, да. Я ужасно проголодался. Не согласитесь ли вы поужинать с нами, С.К., за наш счет, конечно? Тогда мы и продолжим разговор о Гее.
Квинтезетц тяжело поднялся. Он был выше своих гостей, но из-за тучности не выглядел сильным. Он казался утомленным.
– Я совсем забыл о законах гостеприимства, – извинился он. – Вы – гости, и вам не годится угощать меня. Пойдемте ко мне домой. Я живу на территории университета, это недалеко отсюда, и, если вы желаете продолжить разговор, дома я смогу держаться свободнее, чем здесь. Очень сожалею, – ему было явно неловко, – что могу предложить вам лишь очень немногое. Мы с женой вегетарианцы, и если вы предпочитаете мясную пищу, я могу только выразить сожаления и принести извинения.
Тревиз сказал:
– Я.П. и я вполне согласны один раз ограничить нашу плотоядную породу. Наша беседа полностью компенсирует эту жертву, я надеюсь.
– Я обещаю вам интересную еду, помимо беседы, – сказал Квинтезетц, – если вам не очень нравятся наши сейшльские пряности. Мы с женой редко употребляем их.
– Я согласен на любые экзотические вещи по вашему выбору, – спокойно ответил Тревиз, хотя Пилорат явно нервничал.
Все трое вышли из комнаты и пошли по бесконечным коридорам. Сейшлец то и дело раскланивался со студентами и коллегами, но не делал никаких попыток представить своих спутников. Тревиз с неудовольствием отметил, что все глазели на его серый пояс. По-видимому, приглушенные цвета не были приняты в здешней одежде. Пилорат остановился и посмотрел вверх.
– Красота! – сказал он. – В стихотворении одного из наших лучших поэтов есть такая известная фраза: «Крапинки света высокого сейшльского неба».
Тревиз оценивающе взглянул и сказал негромко:
– Мы с Терминуса, С.К., и мой друг не видел другого неба. На Терминусе мы видим лишь гладкий край туманности Галактики и несколько едва мерцающих звезд. Вы куда больше оцените свое небо, если поживете под нашим.
Квинтезетц очень серьезно признался:
– Мы его очень ценим, уверяю вас. Но потому, что мы находимся не в переполненной области Галактики, а здесь, где звезды распределены очень равномерно. Не думаю, что вы найдете где-нибудь еще в Галактике столь равномерное распределение звезд первой величины. И их не слишком много. Я видел небеса миров внутри шарового скопления, там множество ярких звезд.
Они растворяют черноту темного неба и заметно уменьшают великолепие ночи.
– Вполне согласен с вами, – ответил Тревиз.
– Видите ли вы почти правильный пятиугольник почти одинаково ярких звезд?
Мы называем их Пять Сестер.
– Да, вижу, – отозвался Тревиз, – очень привлекательно.
– Верно. Считается, что они символизируют успех в любви, и нет любовного письма, которое не содержало бы пятиугольника из точек, указывающего на интимные желания. Каждая из пяти звезд символизирует свою стадию отношений, и знаменитые поэты соперничают друг с другом в эротическом описании каждой из них. В молодости я пытался сочинять стихи на личную тему и не думал, что наступит время, когда я стану безразличен к Пяти Сестрам. Впрочем, это общая судьба. Видите тусклую точку в центре пятиугольника?
– Да.
– Она символизирует любовь без взаимности.