– Федька-а! Сумасшедший! – протянула она чуть слышно.
– Да, Натка! Решил, понимаешь, так: если уж задумал работать на Севере, так надо готовиться к этому теперь.
– Ой, ма-мочки! – простонала Луна и села на диван.
Федя подошел к ней поближе и слегка усмехнулся:
– Ну, что ты охаешь? Только сейчас говорила, что сама убежала бы, если б была мальчишкой…
– Ой, Федька! Но я же вообще говорила… Я же просто так говорила, а ты… Ой, какой ты сумасшедший!
– Натка! Ты не ойкай, а лучше послушай, как у меня все продумано. И тогда поймешь – сумасшедший я или нет. Ребячья это у меня фантазия или нет. Будешь слушать?
– Буду. (Ой, мамочки!)
Федя помолчал немного, прохаживаясь взад-вперед, и заговорил:
– Ну вот! Предположим, какой-нибудь мальчишка решил бы бежать на Север, чтобы сразу стать великим исследователем. Кем бы он был? Дураком ведь!
– Ага, – кивнула поникшей головой Луна.
– Теперь так. А если бы этот мальчишка удрал из дому, чтобы не великим исследователем стать, а только юнгой на ледоколе. Кем бы такой мальчишка был?
– Ой, Федька… По-моему, тоже дураком.
– Во! А я что говорю? Конечно, дураком! И знаешь почему? Потому что человек должен сначала получить образование. Ну, теперь скажи: глупости я говорю? Фантазирую?
Луна замотала головой, словно на нее набросили темный мешок.
– Ой, Федька! Но ты же все-таки бежишь!
– Бегу. Но ты послушай сначала, как я бегу! Ты о школах-интернатах в тундре читала?
– Читала.
– Ну вот! Понимаешь, вот тебе тундра, кругом на сотни километров никакого жилья, только оленеводы кочуют со своими стадами. И вот, для детей оленеводов устроены такие школы-интернаты: дети там живут и учатся. Кругом тундра, снега, а тут маленький поселочек, школа с интернатом, больница, фактория – культбаза, одним словом. Теперь смотри: есть тут фантазия или нет? Родителей сейчас дома нет, мама вернется не раньше чем через три дня. Завтра ночью, когда Варвара уляжется, я забираю свои вещи и отправляюсь в Москву, а оттуда – в Архангельск. И конечно, пишу с дороги родным письмо: так, мол, и так, не беспокойтесь, пожалуйста, это мне не какая-нибудь ребячья дурь в голову взбрела, а просто я еду учиться в другое место. Ладно! Приезжаю в Архангельск, а оттуда пробираюсь в тундру, в школу-интернат, километров за сто. А там уж зима наступит… Куда им меня девать? Не выгонять же на мороз! Волей-неволей, а примут. А за год я докажу, что умею хорошо учиться, общественную работу буду вести… Меня и на следующий год оставят. А главное, родным нечего за меня беспокоиться: из школы им напишут, что, мол, ваш Федя хорошо учится, никакие фантазии ему в голову не лезут, он хорошо поправился, потому что здесь чистый воздух.
– Федька! Да ведь тебя на первом вокзале поймают!
– Во-первых, я до Москвы не поездом, а попутной машиной поеду. А во-вторых, пока дома хватятся, я знаешь где буду!
– Ой! Все равно… все равно ты первому милиционеру подозрительным покажешься.
– Вот чудачка! Ты этим летом к бабушке ездила за двести километров. Ты кому-нибудь подозрительной показалась?
– Ну ладно, Федька! Ну пускай я неправа. Но где ты деньги возьмешь на дорогу?
– И это продумано! У меня знакомый мальчишка есть – в другой школе учится, – так мы сговорились, что он фотоаппарат у меня купит, «Зоркий». Я ему на десять рублей дешевле, чем в магазине, продам. Потому я и задерживаюсь, что он только завтра вечером деньги получит. Ну, что, Луна, может, и теперь скажешь, что я сумасшедший?
Ната вскочила и в смятении забегала по комнате.
– Не знаю! Ой, Федька, я прямо ничего, ничего не знаю, что и сказать. Ой, ну неужели ты решишься! Это такой отчаянный поступок, такой отчаянный!..
– Владимир! Ко мне! – крикнула в этот момент Варя за окном.
V
Вовка все это время простоял так, словно его приклеили носом к углу.