Привыкают люди, что ли, ко всяким чудесам? Потому что рождение дочери и слишком уж бурный рост Сашеньки все же должны были вызвать у людей удивление. Ну да! А во мне самом? Я ведь сам воспринимал все как должное! Потом, потом разберемся.
– Вот и брючки, и рубашка для мальчика пригодились, – сказала Зинаида Павловна. – Предусмотрительный вы, оказывается, папаша, Мальцев. Это хорошо.
– Да, да, – пробормотал я.
Сын теребил меня за подбородок и щеки.
– Колется, – смеясь, сказал он. – Колючий папка. С бородой будет и с усами!
Ну вот, дождался я! Ура!!! Уже папкой меня называют!
– Севастополь, – сказал я Инге.
– Да, – растерянно сказала она. – И у тебя Севастополь?
– Ага… Только я там никогда не был.
– А я была. С мамой и папой.
Этого коротенького разговора никто, конечно, не понял. И хорошо, что не понял. Это было не для других, а только для нас.
Зинаида Павловка снова обо всем распорядилась: когда нести кормить девочку, чем занять Сашеньку. В помощницы Инге была назначена немного сумрачная сегодня Светка. От всех других забот ее теперь освободили. Студенты уже разносили сухой завтрак из ресторана. И вообще вагон, казалось, начинал жить своей обычной жизнью. А за окнами расстилалась какая‑то безбрежная степь без единого деревца, с чахлой травой и пятнами солончаков.
Купе Инги понемногу освобождалось.
– И как вы, молодые люди, назовете свою дочь? – спросила Зинаида Павловна.
– Только не называйте Светланой, – посоветовала Светка. – Всю жизнь будет мучиться, как я. Все Светка да Светка. Да и Светлана не лучше. Детям это, может, и идет, а уж взрослому человеку нисколечко.
– Придумывайте, придумывайте, – заторопила Тося. Она сегодня выглядела значительно лучше, чем вчера вечером. Словно веселость вернулась к ней и способность верить в чудо, которое обязательно должно произойти в следующую минуту, хотя минуту назад уже было одно.
– Пусть Артем выбирает имя, – сказала Инга.
– Давай назовем Валентиной, – предложил я. – Хорошее имя ведь? Мне очень хочется назвать дочку Валентиной. А что? Валентина Артемьевна! Неплохо, по‑моему, звучит?
32
Подошел Степан Матвеевич, похлопал меня по плечу, сказал:
– Как только освободитесь, Артем, зайдите в наше купе.
– Хорошо, – сказал я, опуская сына на пол.
– Да он уже свободен, – сказала Инга и начала выбираться из‑под простыни, стараясь при этом не потревожить девочку. – Ты иди, Артем. Иди. Уж тут‑то мы и без тебя справимся.
– Ну, если что, я рядом, – сказал я. – Начнем новое трудовое утро. Какие еще идеи родились в головах пассажиров?
– Одна, по крайней мере, родилась, – ответил Степан Матвеевич.
– Какая же? – спросил я.
– А вот. – И Степан Матвеевич показал рукой на мою дочь. – Ишь спит, – добавил он.
– М‑да, – пробормотал я. Эта идея действительно родилась сегодня ночью или под утро. Но это человек ребенок, живое существо. А вот как относительно настоящих идей, научных, оригинальных, которые помогут нашему поезду вернуться в нормальный мир?
– Я пойду, – сказал я Инге.
В нашем купе сидел Валерий Михайлович, несколько хмурый, словно невыспавшийся и чем‑то растревоженный; Иван, который еще и не видел мою дочь, потому что дал, наверное, себе клятву не заходить в купе, где сейчас находилась Тося; писатель Федор, выглядевший очень устало; Валерка, расстроенный чудовищным поведением студентки стройотряда и очень сожалевший, что вчера отряд как следует не проработал Ингу на собрании – и вот результат; Михаил, странным образом переставший заикаться.