– Вот вы про бабусю… – начал он.
– Да вы посмотрите, посмотрите сначала, – поторопил я его, но тихим голосом, потому что мне не хотелось привлекать внимание пассажиров к нашему купе.
– Бабуся ведь неспроста… – продолжил он, но все же приподнялся, шагнул вперед и нагнулся, как только что я.
Я ожидал испуга, удивления, хоть какого‑то восклицания, хоть какого‑то проявления взвинченных чувств. Но ничего такого со Степаном Матвеевичем не произошло. Он выпрямился и сказал мне:
– Я уже начал об этом догадываться.
– О чем? Об этом магазине?
– Да, и о нем тоже…
– Не понимаю, Степан Матвеевич.
– Сам пока не все понимаю. Тут думать надо. Тут разгадка где‑то близко.
– Ну, пошли‑поехали, – усмехнулся Валерий Михайлович. – Записать вас в очередь? – обратился он к Степану Матвеевичу.
– Вот оно что… А ну‑ка пошли, Артем, в тамбур к Ивану.
– И я с вами, – попросилась Тося.
Семен даже не удивился словам своей жены. Мешала она ему сейчас. Он только рукой махнул: иди, мол, куда хочешь, тут все равно не бабьего ума дело. Только охи да вздохи!
– Идеалисты, – сказал Валерий Михайлович. – Вам бы все с чистенькими ручками, чистенькими мыслями. Вам бы не испачкаться. Другие пусть за вас все делают. Другие ассенизаторы, а вы, видишь ли…
– Ей‑богу, не вытерплю, – сказал я. – Пошли, Тося.
– И лучше, и лучше, – засуетился Семен. – Простыночкой, простыночкой завесим, чтобы никто не лез. У нас тут, может, человек больной лежит. Вот мы и завесились. И никто ничего не скажет, потому что человек перегрелся, головка разбо…
– Хватит, друг мой Семен, – остановил его Валерий Михайлович. – Простыночку навесь, да и полезай.
Мы дошли до последнего купе. Я пропустил вперед Тосю и Степана Матвеевича, а сам немного задержался. Сын мой лежал на нижней полке и спал. Тут же сидели Зинаида Павловна и Инга. А напротив – Света и Клава.
А Клава‑то, Клава… Что делалось с этой студенткой! Лицо ее, прежде угристое, слегка землистого оттенка, теперь было чистым и свежим. И некрасивая горбинка носа, кажется, исчезла. И какое‑то достоинство от сознания собственной красоты отчетливо проявлялось во всей ее фигуре, позе, движениях.
– Что там еще? – спросила Инга.
Я вкратце рассказал и про магазин, и про Тосю.
Инга посмотрела на меня как‑то странно. И во взгляде ее было что‑то, что мне не понравилось: какой‑то испуг, что ли, или недоверие, только не ко мне, а вообще. Короче, она что‑то знала или просто догадывалась, так что подготавливать ее вовсе не было смысла. Она и сама могла кое‑что объяснить.
– Пошли, – вдруг сказала она.
Солнце уже не жгло через стекла. Оно клонилось к закату, хотя жара от этого и не становилась слабее.
Тося смотрела в северное окно. Напротив нее стоял Степан Матвеевич. А Иван чуть в сторонке, но ближе к Граммовесову.
– Вот, – сказал я. – Познакомьтесь. Инга – Таисия Дмитриевна.
– Да просто Тося, – сказала женщина.
– Угу, просто Тося. А это моя жена, Инга.
Они подали друг другу руки, но ничего при этом не сказали.
В Иване что‑то ломалось, бродило, корежило его душу, хотя он старался казаться спокойным. Но только я его уже хорошо знал. Настолько хорошо, будто всю жизнь прожил с ним бок о бок.
– Ну ладно, – сказал он. – Что играть в прятки? Дело в том, что Усть‑Манска не будет.
– Как не будет? – Это вырвалось у Тоси совершенно машинально.