– А чемодан сдадим в Марграде, – пообещал я.
– Нет уж! – взвился Семен. – Личная, так сказать, соб…
– Чемодан мы никому не отдадим, – просто сказал Валерий Михайлович. – И точка. Да вы и сами не захотите, когда узнаете.
20
– Что же это? – спросил я, хотя мне надо было идти, но не хотелось оставлять двух испуганных женщин. Да что мне, собственно, до них? Одна со своим мужем, другая тоже себя в обиду не даст. Да и Степан Матвеевич сидит, хоть отвернулся, хоть и бьется наверняка над своими надуманными проблемами, а все равно потихонечку бдит, чтобы не смели эти два типа хамить женщинам или еще кому.
– Снизойдите до того, чтобы нагнуться. Оно, впрочем, и необязательно нагибаться. Но все же. Хотя можно обратить внимание и издали. Ну и что вы перед собой видите?
Я невольно нагнулся. Макет Марградского универмага был сделан удивительно точно, потрясающе точно. Я даже заметил стекло, треснувшее и скрепленное деревянной накладкой.
– Приглядитесь, приглядитесь, может, что и увидите, – сказал Валерий Михайлович.
– Да, действительно. Эту деревянную накладку я помню. Не далее как десять дней назад ее видел.
– Да только ли в накладке дело? Неверие‑то свое, неверие откиньте. Вы ведь заранее уверены, что этого не может быть.
– Чего? – спросил я и тут же увидел, остолбенел, молнией пронеслось: да как же я раньше‑то этого не заметил? Ведь в глаза, в глаза бросается.
– Ну что? – спросил Валерий Михайлович.
Ответить я ему ничего не смог, потому что в нем, в этом макете (через стекло все было отчетливо видно), ходили люди, маленькие, не больше мизинца, что‑то говорили, покупали, смотрели, требовали, просто стояли, ждали. Это были самые настоящие люди, только уменьшенные в размерах. Так вот в чем дело! Никакой это был не макет! Это было что‑то другое. Но что, я все еще не знал.
Наверное, какое‑то восклицание вырвалось у меня, потому что вдруг рядом с моим лицом оказались лица Тоси и Зинаиды Павловны.
– Милочка ты моя! – только и сказала Зинаида Павловна.
А Тося ничего не сказала, даже свое вечное «ах, как это интересно!».
– Понимаете теперь? – спросил Валерий Михайлович.
– Ничего не понимаю, – ответил я. – Невозможная вещь!
– Ха‑ха! Очень даже возможная. Я об этом универмаге давно слышал, да все не особенно верил. А вот теперь как увидел, так и подумал, что эту игрушечку нельзя из рук выпускать.
– Я первый, – робко напомнил Семен.
– Извольте, извольте. Вы первый и есть. Я второй. Зинаида Павловна, как женщине вам говорю, хотите быть третьей?
– Ах, оставьте меня! Ни третьей, ни сто третьей не хочу быть. Да и детей надо идти посмотреть. Жарко‑то как для детей. Ведь мучаются, бедняжки. И вентиляция, как назло, не работает. Пропустите, милочка.
Это относилось к Тосе, которая как‑то непонятно, неестественно посторонилась. Зинаида Павловна пошла по коридору.
– Дура! – убежденно сказал Семен.
– Семка, – тихо прошептала Тося, но от этого шепота даже у меня мороз по спине прошел. А вот Семен сейчас, видно, был защищен какой‑то непробиваемой броней. Он и на жену‑то свою никакого внимания не обращал. Словно не до нее ему сейчас было.
– Степан Матвеевич, – тихо позвал я, – посмотрите, что здесь.
Степан Матвеевич очнулся. Значит, он опять весь уходил в свои гипотезы и планы спасения поезда, которому, кстати, пока ничего и не угрожало. В этом я сейчас был уверен.
– Вот вы про бабусю… – начал он.