Как и ожидалось: неровный прямоугольник, несколько сотен метров в длину, однако нейтринная томограмма двух-трехметрового участка показала изысканное, сложного строения полотнище, тонкое, как слой эпидермиса, но покрытое замысловатыми пространственными завитками. Паоло обратился к общей информации: весь ковер совершенно ровный, хотя и выглядит неаккуратным. Ни разрывов, ни соединений, просто его полотнище изгибается так, что кажется в десять тысяч раз более толстым, чем на самом деле.
Отдельная картина показывала микроструктуру, начиная с края ковра; зонд медленно двигался к середине. Паоло несколько секунд рассматривал молекулярную диаграмму, прежде чем смог понять ее смысл.
Ковер не был колонией одноклеточных существ. Не был и многоклеточным организмом. Он оказался одной молекулой, двухмерной, весом в 25 000 000 килограммов. Гигантское полотнище полисахарида, сложной смеси из связанных Сахаров — пентозы и гексозы — с боковыми цепочками алкилов и амидов 12 . Немного похоже на оболочку растительной клетки — только этот полимер много прочнее целлюлозы, а поверхность на двадцать порядков больше.
– Надеюсь, капсулы были безупречно стерильными, — заметил Карпал. — Земные бактерии сожрали бы это с восторгом. Огромный углеводный пирог, притом беззащитный.
Герман обдумал это и проговорил:
– Возможно… Если только в бактериях есть ферменты, способные отгрызть кусочек — в чем я сомневаюсь. Но вряд ли мы об этом узнаем: если даже на поясе астероидов остались споры от прошлых экспедиций, все корабли эмигрантов в пути были дважды проверены на стерильность. Мы не завезли оспу в эту Америку.
Паоло все еще изумлялся:
– Но как эта штука создается? Как она… растет? Герман, успевший посоветоваться с библиотекой, ответил:
– Края ковра катализируют его рост. Полимер апериодический, нет ни одного компонента, который бы регулярно повторялся. Но как будто есть примерно двадцать тысяч базисных структурных групп, различных полисахаридов, составляющих кирпичики…
Паоло видел их: длинные связки переплетенных цепочек, пронизывающих ковер по всей его толщине — двести микронов; в каждой были кубические образования, сцепленные тысячами связей с четырьмя соседними группами.
– …Даже на такой глубине океан полон радикалов 13 , созданных ультрафиолетовым излучением. Каждая структурная группа превращает их в полисахариды и строит очередную структурную группу.
Паоло снова заглянул в библиотеку — посмотреть на модель этого процесса. Центры катализа, разбросанные по поверхности групп, удерживали радикалы достаточно долго для образования связей между ними. Некоторые простые сахара сразу включались в полимер; другим позволялось плавать в растворе одну-две микросекунды — пока не понадобятся. На этом уровне использовалось лишь несколько основных химических ходов, но молекулярная эволюция и должна была начать свой путь от нескольких случайных точек автокатализа, чтобы дойти до двадцати тысяч самовоспроизводящихся структур. Пока «структурные группы» плавали в океане подобно свободным молекулам, «живых форм», в которые они входили, практически нельзя было увидеть. Но соединившись, они стали двадцатью тысячами цветных кусочков гигантской мозаики.
Она поражала воображение. Паоло надеялся, что Элена, где бы она ни была, подключилась к библиотеке. Колония земных водорослей могла быть более «развитой», но в этом первобытном чудище содержалось несравнимо больше информации о вероятности создания жизни. В нем все биохимические роли исполняли углеводы, они были транспортировщиками информации, энзимами, источниками энергии, структурным материалом.