— За полчаса можно совершить что-нибудь и повеселее.
— Что? — спросил с готовностью Уточка.
— Одеть команду в меха!
— Это в полчаса-то? — засмеялся Барьерчик. — С избы по шубе?
— Зачем?! — сказал Васька и, подмигнув капитану, посмотрел на северную сторону острова, где на вертолётной стоянке, посинев от мороза, таращили окошечки три вертолёта и откуда пахло крепкими щами. — Могу сбегать! Три минуты!
Там жили помощники рыбаков, дружные вертолётчики — любившие шутку люди.
— Сбегать, когда рядом рвутся в бой прекрасные ездовые собаки? — с укоризной сказал Плавали-Знаем.
— Так нет упряжи! — сказал Васька.
— Есть идея, — сказал капитан и выдернул из-под бушлата ремень. — Снимай ремни!
И через несколько минут вся — кроме Барьерчика — команда, поддерживая штаны, смотрела, как упряжка весёлых бобиков тащила к острову Ваську и капитана в компотном бачке, привязанном вместо нарт. Ездоки покрикивали: «Держись, Вася! Живей, братец!» — не замечая, что, сидя на снегу и дыша то на одну, то на другую лапку, с явной усмешкой фотографировал зрачками эту компанию чёрный кот, будто говоря:
«Посмотрим, посмотрим…»
ПОЧЕМУ МЕЛКИЕ?
На вертолётной станции сквозь заиндевелое окошко сразу заметили приближение упряжки, в которой гарцевали два субъекта. И один из механиков сказал:
— На бобиках, а как жмут!
— Штаны держат. Одежду будут просить, — сказал другой. — Я этих киношников знаю. Как где съёмки, так им унты давай, шубы давай — хоть с себя стаскивай.
— Выдать! — приказал приземлившийся командир. Он любил фантастические фильмы.
И не успел Васька затормозить, а Плавали-Знаем крикнуть: «Здорово, орлы!», как открывший дверь механик спросил:
— Декорации? Для двух серий?
— Ага! — сказал Васька.
— Сколько угодно! — сказал механик. — Только музейные!
— Почему музейные? — спросил Плавали-Знаем.
— Мамонты! — И механик кивнул в угол, где лежали списанные в расход лохматые, как мамонты, тулупы и унты.
— Живём! — сказал капитан.
— Берём! — крикнул Васька, обхватывая всю кучу.
А ещё через несколько минут вертолётчики бросились вдогонку улепётывавшей упряжке, от которой разлетался весёлый парок. Унюхавший съестное Васька схватил вместе с одеждой куртку, в которой грелась кастрюлька с ужином для начальника станции. Механики кричали вслед про щи с косточкой и баранью отбивную, но крик этот терялся среди спокойных звёзд и посвистывающего морозного ветра. Упряжка летела изо всех сил к «Светлячку».
— Налетай! — крикнул Васька, осадив прямо у трапа. — Расхватывай!
Но начальник училища вежливо отказался. Современная форма сидела на нём как нельзя лучше и была привычней. И курсантам, несмотря на разницу во взглядах, она тоже добавляла гордости и самоуважения.
— Ну как хотите! — крикнул Васька. — Было бы предложено! — И, взбежав по трапу, уже в унтах и шубе, просунул нос в столовую: — Ну что?
— Порядок, — отрапортовал Супчик и метнул на стол семь оловянных тарелок, которые точно знали, где им остановиться.
— А почему только мелкие? — спросил Васька.
Но не всё на необыкновенной зимовке могло быть крупным. Вместо большого котла кок вытащил с камбуза маленькую кастрюльку и стал наляпывать на тарелки какую-то жижу.
— Это что? — спросил Васька, и лицо его вытянулось.
— Смесь! — сказал Супчик.
— Какая смесь? — вскочил Васька.
— «Крепыш», — сказал кок. — Питательная.
— А говядина?
Плавали-Знаем описал выпученными глазами вопросительный знак. Но кок пожал худенькими плечами:
— Зимовка.
— А что, — спохватился Плавали-Знаем.