Двое мужчин терпеливо ждали, представляя, как по ту сторону дверей монах-привратник потеет, пытаясь повернуть огромную ручку.
— Так что, можете себе представить, в какой тайне мы все держали, — сказал Саган, глядя на священника.
Бледное лицо брата Фиделя вспыхнуло, он опустил глаза.
— Простите, милорд. Я не хотел…
Саган не стал слушать извинений.
— Теперь можно сказать правду. Вам так и так надо ее знать, — добавил он, понизив голос, мрачно. — Это может спасти вам жизнь… Или жизнь тех, кого я перепоручу вам.
Лицо брата Фиделя теперь стало мертвенно-белым, кровь отхлынула от щек. Он кусал губы, но молчал. Дверь закачалась, пришла в движение, но вместо того, чтобы распахнуться, она стала закрываться еще плотнее, потом замерла и, наконец, поползла в верном направлении.
— Каждый ребенок Королевской крови должен пройти обряд инициации. У нас с леди Мейгри был один наставник, и мы должны были пройти этот обряд вместе. Мне тогда было двадцать три года, а ей шестнадцать. Я был старше, чем положено для этого ритуала: я поздно начал учиться, к тому же надо было подождать, пока Мейгри достигнет совершеннолетия. Нам сказали, что мы должны совершить этот обряд здесь, на планете, где я родился. Мы решили совершить его в храме.
Когда мы прибыли сюда, нас встретили члены Ордена, они отвезли нас тайно, под покровом ночи, в аббатство, впустили внутрь. Леди Мейгри была единственной женщиной, которой позволили войти в аббатство. В полном молчании нас подвели к алтарю. Мой отец сам совершал обряд. Он заговорил с нами, нарушив в первый раз обет молчания, который взял на себя после того, как сознался в совершенном грехе. Тогда я единственный раз слышал его голос. Голос моего родного отца!
Дверь открылась не до конца, но войти они смогли. Они очутились в узком шлюзе, в котором широкоплечий Командующий с трудом поместился. То ли от этой теснотищи, то ли почуяв, как страдает Саган, хотя голос его звучал твердо, юный священник положил руку ему на плечо, словно хотел приободрить его без лишних слов.
Саган не отозвался на это прикосновение, верно, был где-то далеко, вспоминая былое.
— Мой отец сказал, что получил знамение от Господа, согласно которому вопреки королевскому указу, традициям и правилам меня примут в Орден без установленного там предварительного курса обучения и сделают воином-священником. Я должен буду дать один обет — обет верности Господу. Мой отец сказал еще, что ждет леди Мейгри и меня, а потом отступил в тень к алтарю и исчез. Тогда я видел его в последний раз.
Дверь захлопнулась, щелкнул запор. Послышался звук включенного насоса, затем — слабое шипение: в шлюз накачивали воздух. Они терпеливо ждали, когда можно будет снять кислородные маски.
— Вас что-то тревожит, брат мой? — спросил Саган.
— Если мой повелитель простит мне…
— Да, да, — сказал с внезапной досадой Командующий, видно, ему было не по себе, хотя он старался не показать виду.
— Не понимаю, милорд, как вы могли поддержать Революцию, которая провозгласила атеизм и объявила запрет на Орден, в верности которому вы поклялись?
— Вы ошибаетесь, брат мой, я поклялся в верности Господу, а не Ордену. Я видел, что монархия — немощна и погрязла в коррупции. Видел, как цивилизованные, некогда процветающие области королевства гибнут от царящей там разрухи, от войн и хаоса, потому что наш король — бессилен, а его законы — глупы и недейственны. Даже Орден оказался жертвой коррупции, его члены в открытую нарушали обеты, стали стяжателями, поддались плотским желаниям. Я поверил, что Революция свершилась по воле Божьей.
— Вы и сейчас этому верите? — спросил мягко брат Фидель.
Саган посмотрел на него пристально своими темными глазами из-под капюшона.
— Да, брат мой.