Он отвел их назад.
— Это невозможно, миледи. Женщин не пускают в монастырь…
— Но ведь однажды я была!
— И больше не будете.
— Я надену рясу с капюшоном, такую, в какой ходит тот юный монах, спрячу лицо, тело…
Командующий чуть было не улыбнулся.
— Братия все равно поймет, кто вы, Мейгри.
«Да, — подумала она в отчаянии. — Они поймут. Но что самое плохое — он поймет. Воин-священник никогда не допустит такого святотатства в стенах его обители».
— К тому же, миледи, — продолжал он хладнокровно, — у вас другие обязательства. Это я как раз и прилетел обсудить с вами. Вы должны вернуться к Дайену.
Мейгри смотрела на него в изумлении. Его слова застали ее врасплох, она не ожидала этого удара и не была готова к защите. Она онемела, побелела, словно он ударил ее в прямом смысле. Она повернулась и, ничего не видя перед собой, пошла спотыкаясь прочь, пока не схватилась за ствол дуба, чтобы не упасть.
— Я не полечу туда.
— Нет? А куда же вы убежите на этот раз, миледи? — спросил он. — Не так-то много осталось укромных местечек.
— Как я посмотрю ему в глаза? После того, что я совершила? Он знает? Он знает правду?
— Дайен знал ее до наступления той ночи, миледи. Абдиэль постарался.
Мейгри подняла голову, посмотрела в гущу кустов, медленно отступающих в темноту под расплывающимися вечерними тенями.
— Значит, он знает, что я предала его? Знает, что собиралась предать его. Я хотела завладеть бомбой, стать королевой!
— Но ведь вы не стали.
— Но я не виновата в этом! Это из-за вас, из-за Абдиэля. В наших жилах течет кровь, отравленная одним и тем же ядом.
— Да, — сказал он, и что-то мрачное, зловещее и страдальческое прозвучало в его голосе, отчего она тут же забыла о собственном горе. Она с испугом повернулась к нему.
— Я нарушил клятву, которую дал ему, — сказал Саган. — Вернее, я нарушил бы ее, если бы брат Фидель не остановил меня… — Саган запнулся, — вручив мне письмо от моего отца.
— О Боже! — Мейгри не могла больше ничего сказать и ошеломленно смотрела на него. Увидела, как залегли на лице глубокие морщины, увидела бледную кожу под загаром, темные круги под глазами, плотно сжатые губы. Когда в первую минуту он предстал перед ней, она решила, что он так ужасно выглядит от шока, в который повергла его встреча с ней.
Теперь-то она все поняла. Ветер — порывистый, зимний — пронесся по саду, разметал мертвые листья. Они вихрем неслись по тропинкам, точно демоны, пляшущие от радости, что удалось совратить еще одну душу.
— Вы дрожите, — сказал Саган. — Пойдемте в дом… — Он накинул капюшон ей на голову.
— Нет, я хочу здесь остаться… Мне нечем дышать… там… в доме. — Она оглянулась вся дрожа. — Иногда мне кажется, что наша жизнь — как жизнь этого сада. Тропинки окружены каменной стеной, которая держит нас в заточении, диктует, куда нам идти, так что мы неотвратимо приходим, куда бы мы ни шли, в одно и то же место. Если Господь существует, Дерек, может, это Он? Каменная стена?
Саган пожал плечами.
— Я где-то читал, может в Каббале, сейчас не помню, что чем ближе человек к Господу, тем меньше он волен в своих поступках. Воистину верующий человек слышит Господа, а чтобы выполнять волю Всевышнего, надо отказаться от своей. Ангелы, — добавил он мрачно, — ближе всех к Господу, они рабы добродетели.
«Вот почему восстал Люцифер, — подумала она. —«Лучше править в аду, чем служить в раю».
— Мейгри, — сказал тихо Саган. — Вот калитка. Вы вольны в любую минуту уйти отсюда.
— Вы хотите сказать — убежать, — сказала она с горечью.
Убежать от ответственности. От попытки исправить свои ошибки. Те, кто слышит Господа… А если не Его?
Мейгри устало вздохнула, опустила голову в знак того, что она готова подчиниться.