Если отец не поможет ему поступить в школу юнгов, он убежит из дому или сделает что-нибудь с собой. Вид у него при этом был такой решительный, что нельзя было не поверить в непременное исполнение этой угрозы.
Но Николай напугал только Алевтину Сергеевну. Отец, Кузьма Антонинович, подумал, что Николая следует выпороть, однако, зная характер жены, решил не делать этого. Алевтина Сергеевна могла долго и нудно допекать Николая словами, но ничего другого не терпела и не допускала.
Кузьма Антонинович был занят на большой работе. На Николая у него не хватало времени. А между тем сын действительно все более отбивался от рук. Даже педагоги, которым платили деньги за уроки музыки и рисования, жаловались – плохо он относится к занятиям.
«А к чему все это? – думал Кузьма Антонович [1] . – Разве меня опекали няни? Жизнь и работа всему научили. В школе юнгов Николай лучше научится ценить то, что сейчас само лезет ему в рот».
Кузьме Антониновичу нелегко было признаться даже самому себе, что во многом он виноват сам и не таким он хотел видеть своего сына. Но не всем же быть академиками, инженерами, врачами. Военные люди, защищающие Родину от врагов, нужны не меньше. А сейчас война. Лучше подготовить воина-патриота, чем сделать из сына истерического баловня, который вообще может кончить плохо.
Николай стоял у окна и плакал. Он зло колотил кулаком по подоконнику и продолжал твердить:
– Все равно уеду! Вот увидите, уеду!
Кузьма Антонинович прикрикнул на него, приказал перестать дергаться и отправиться в свою комнату.
Когда сын вышел, Кузьма Антонинович сказал жене:
– По-моему, пускай едет.
– Что ты, Кузьма!
– А ничего особенного. Не на худое дело парень просится.
– Да ведь война!
– А ты помнишь, Николенька Ростов в «Войне и мире» Толстого таким же вот мальчиком воевал с французами.
– Причем тут Николенька Ростов? Не понимаю. Война войне рознь. Разве можно сравнивать? У меня свое дитя, а ты говоришь о Николеньке Ростове…
– Николай поучится в военно-морской школе, подрастет, человеком станет… А здесь… Ты больная. Тебе трудно с ним. У меня дел выше головы…
Алевтина Сергеевна долго еще не соглашалась с мужем. Ведь Николай у них один сын, надо обязательно дать ему образование, прежде чем отпускать от себя. Школа юнгов, наверное, находится близко от фронта, и там его могут убить.
– Мы живем далеко от фронта, – сказал Кузьма Антонинович, – но и нас немцы могли убить при налете на город. Кто может сказать, что налет не повторится?
Разговор этот был долгим и серьезным. Но Николай победил. Алевтина Сергеевна уступила уговорам мужа и со слезами бросилась в комнату сына.
8
Группа ребят сидела на скалистом берегу Белого моря в Рабочеостровске и ждала судна, идущего на Соловки.
Гурька и Николай расположились на коричневом валуне и смотрели на море. Небольшие серые волны лениво и монотонно хлюпали о прибрежные камни. По-осеннему хмурое, закрытое вдали туманом море казалось таинственным, полным нового, неизведанного.
Кроме Гурьки и Николая, на берегу сидели пятнадцатилетний крепыш Митя Коробков, смуглолицый Жора Челноков, высокий стройный Ваня Таранин и маленький рыжий Петя Агишин, которого ребята сразу стали звать Петушком.
Пока ехали до Рабочеостровска в поезде, ребята познакомились, и многое узнали друг о друге. Все они, кроме Агишина, были из одного города. У Мити Коробкова родителей не было. До сих пор он рос и воспитывался в детском доме. У Вани Та-ранина и Жоры Челнокова отцы воевали на фронте, а матери работали.
Петю Агишина милиция подобрала на вокзале. Он убежал от немцев, которые захватили его село в Курской области, и хотел добраться до Омска. Там жила одинокая Петина тетка. Но денег на дорогу у него не хватило.