Он зажег свет, подошел к своему пальто, достал перчатки, карандаш и бумагу и засунул их за пазуху. Он подошел к двери, прислушался, потом вышел в коридор и спустился в котельную. С минуту он постоял, глядя в полыхающие жаром щели. Потом он торопливо распахнул дверцу и бросил перчатки, карандаш и бумагу в огонь; он следил, как они задымились, вспыхнули, он захлопнул дверцу и услышал, как их подхватил яростный вихрь тяги.
Странное ощущение овладело им. Что-то жгло внутри, и вся кожа горела. Колени подгибались. Он пошатнулся и, схватившись за стену, беспомощно прислонился к ней. Изнутри, из живота, поползло по всему телу цепенящее чувство онемения, захватило даже голову, глаза, заставило рот судорожно раскрыться. Силы оставляли его. Он упал на колени и ладонями уперся в пол, чтобы не свалиться совсем. Его охватил животный ужас. Зубы у него стучали, пот выступил под мышками, стекал по спине. Он застонал, стараясь не шевелиться. Предметы расплывались у него перед глазами, но постепенно опять обрели четкую форму. Снова он увидел котел. Тогда он понял, что был на грани обморока. Вскоре гул и блеск огня вошли опять в его сознание. Он закрыл рот и скрежетнул зубами, цепенящий столбняк проходил.
Когда он оправился настолько, что мог уже держаться без опоры, он поднялся на ноги и рукавом вытер лоб. Он извелся оттого, что слишком долго не ел и не спал, а волнение еще истощило его силы. Нужно бы пойти на кухню пообедать. Это просто глупо – морить себя голодом. Он поднялся по лестнице и робко постучал в дверь; ответа не было. Он повернул ручку, толкнул дверь и увидел, что кухня залита светом. На столе белыми салфетками было покрыто что-то, по-видимому тарелки с едой. Он постоял, глядя на стол, потом подошел и приподнял край одной салфетки, другой, третьей. Там лежал нарезанный ломтиками хлеб, жареное мясо, картофель, стручковая фасоль, шпинат и большой кусок шоколадного торта. У него рот наполнился слюной. Неужели это все для него? Он оглянулся, недоумевая, где Пегги. Может быть, нужно пойти поискать ее? Но эта мысль ему не понравилась: выйдя из кухни, он обратил бы на себя внимание, а этого ему меньше всего хотелось. Он стоял посреди кухни в нерешительности, ему очень хотелось есть, но он боялся. Он положил свои черные пальцы на край белого стола, и безмолвная усмешка растянула его губы; на одно мгновение он как бы увидел себя со стороны во вспышке мертвенно-бледного света: он убил белую девушку, дочь богатого человека, отрезал ей голову и сжег ее тело в топке котла, солгал, чтобы свалить вину на другого, написал письмо с требованием выкупа в десять тысяч долларов – и вот теперь стоит и не решается тронуть еду, которая наверняка для него же и приготовлена.
– Биггер!
– А? – откликнулся он, еще не сообразив, кто его зовет.
– Куда вы пропали? Вас обед с пяти часов ждет. Берите стул, садитесь и ешьте…
«…сколько захочется…» Он уже не слушал. В руках у Пегги было его письмо. «Вы ешьте, а я вам пока кофе подогрею». Открывала ли она его? Знает ли она, что в нем? Нет, конверт цел. Она подошла к столу и сняла салфетки с тарелок. От волнения у него дрожали колени и на лбу выступил пот. Ему казалось, что вся кожа у пего пузырится, как от ожога… «может быть, подогреть мясо?» Вопрос дошел до него откуда-то издалека, и он покачал головой, не зная даже, о чем она спрашивает… «что вам, нездоровится?»
– Нет, ничего, – пробормотал он.
– Разве можно так долго ходить не евши?
– Я не был голоден.
– Это вам так только кажется.
Она поставила у его прибора чашку и блюдце, потом положила письмо на край стола. Там оно лежало и притягивало его взгляд, как магнит железо. Пегги принесла кофейник и налила ему полную чашку. Видимо, она только что нашла письмо под дверью и еще не успела передать его мистеру Долтону.