«Хороша», – сказал он себе вполголоса. Он сел за руль, выехал из гаража, развернулся и затормозил у бокового крыльца.
– Это вы, Биггер?
Девушка стояла на ступеньках.
– Да, мэм.
Он вышел и распахнул перед ней дверцу.
– Спасибо.
Он дотронулся до кепки и сейчас же подумал, надо ли было.
– Университет – это на Мидвэе, мэм?
В переднее зеркальце ему видно было, что она замялась, прежде чем ответить.
– Да, да. На Мидвэе.
Он выехал за ворота и повернул к югу. Он вел машину уверенно, набирая скорость после перекрестка и слегка замедляя при приближении к следующему.
– Вы хорошо правите, – сказала она.
– Да, мэм, – ответил он с гордостью.
Поворачивая руль, он наблюдал за ней в переднее зеркальце: она была хорошенькая, но очень маленькая. Такими бывают куклы в магазинных витринах: белое лицо, черные глаза, красные губы. И она теперь держалась совсем не так, как в первый раз, когда он ее увидел. Взгляд у нее был какой-то рассеянный. У Сорок седьмой улицы он остановился перед светофором; потом ему удалось без задержек проехать до Пятьдесят первой, где скопилась длинная вереница автомобилей. Он слегка придерживал рукой баранку, дожидаясь, когда двинутся передние машины. Когда он вел машину, у него всегда возникало волнующее ощущение власти: за рулем он как бы вырастал. Он любил нажать ногой на педаль и пронестись мимо других, неподвижных машин, глядя, как разворачивается перед ним асфальтовая лепта дороги. Красный свет сменился зеленым, и он плавно тронул с места.
– Биггер!
– Да, мэм.
– Сейчас сверните налево и остановитесь в переулке.
– Здесь, мэм?
– Да, здесь.
Это еще что такое? Он свернул с Коттедж Гроув-авеню и затормозил, подъехав к тротуару. Он обернулся к ней и вздрогнул: она соскользнула на самый край сиденья, и ее лицо было теперь совсем близко от него.
– Я вас испугала? – спросила она негромко и с улыбкой.
– Нет, мэм, что вы, – растерянно пробормотал он.
Он взглянул на нее в зеркало. Ее маленькие белые руки опирались на спинку переднего сиденья, глаза смотрели в пространство.
– Мне нужно сказать вам кое-что, а я не знаю как, – сказала она.
Он ничего не ответил. Наступило долгое молчание. Какого черта ей от него надо? Прогрохотал трамвай. Он увидел в зеркальце, как зеленый огонь светофора позади сменился красным, потом опять зеленым. Ну, что бы там она ни хотела ему сказать, а только говорила бы уж скорей, и дело с концом. Чудная какая-то девушка. Никогда не знаешь, чего от нее ждать. Он молчал, ожидая, когда она заговорит. Она сняла руки с переднего сиденья и принялась рыться в своей сумочке.
– У вас спички есть?
– Да, мэм.
Он вытащил из жилетного кармана коробку спичек.
– Зажгите, – сказала она.
Он чиркнул спичкой и поднес ей огонь. Она с минуту курила молча.
– Вы умеете держать язык за зубами? – спросила она улыбаясь.
Он открыл рот, чтобы ответить, но так ничего и не сказал. По смыслу ее вопроса и по самому тону, которым он был задан, он чувствовал, что ответить нужно; но что?
– Я в университет не поеду, – сказала она наконец. – Только вы об этом забудьте. Я хочу, чтоб вы повезли меня на Петлю [1] . Но если кто-нибудь вас спросит, то я была в университете, понятно, Биггер?
– Да, мэм, это не мое дело, мэм, – пробормотал он.
– Мне кажется, что вам можно доверять.
– Да, мэм.
– В конце концов, ведь я на вашей стороне.
Вот еще новость. Она на его стороне. А что это за его сторона? Может быть, она хочет сказать, что любит негров? Так ведь у них вся семья такая, если верить людям. Может, она в самом деле сумасшедшая? Знают ли родные про все ее проделки? Но если она в самом деде сумасшедшая, как же мистер Долтон отпустил ее с ним?
– Я должна встретиться с одним моим другом. Он и ваш друг тоже, – прибавила она.