Трава еще совсем зеленая, разве с чуть заметной прожелтью, и листва на деревьях целым-целехонька, в воздухе уже чувствуется легкий запах прели, скрытый ароматами трав... Он уже и забыл, что трава, прогретая солнцем, и прохладная трава, притаившаяся в тени, пахнут настолько по-разному... что ж, Кигирэ будет милосерден к Хэйтану. Если ему только представится такая возможность.
Хэйтан ожидал его на коленях, склонив голову и вытянув руки перед собой. Ну-ну. Интересно, в чем это он каяться собрался?
- Мастер Кигирэ, - глуховато произнес Хэйтан. - Я ожидал чего-то в этом роде... но, признаться, не ожидал, что это будете вы.
- Полагаю, вину свою ты видишь не в этом, - сухо заметил Кигирэ, усаживаясь на мягкий мох рядом с Хэйтаном.
- Моя вина в том, что я воспитал предателя, - ровным голосом сообщил Хэйтан.
Брови Кигирэ удивленно поднялись.
- Рассказывай, - потребовал он.
Не подымая головы, Хэйтан рассказал обо всем, что услышал в допросной камере из уст Хэсситая. Кигирэ ни разу не перебил его. Рассказ Хэйтана был обстоятельным и точным. Можно смело ручаться, что ни одной подробности он не упустил.
- В общем-то мальчик прав, - задумчиво промолвил Кигирэ. - Правда, не совсем понятно, откуда он об этом прознал. Он ведь всего-навсего рядовой воин. Мастер-наставник мог бы сделать подобный вывод из собственных наблюдений...
Кровь резко прихлынула к щекам Хэйтана и отлила вновь, оставив по себе пепельную бледность. Вот, значит, оно что... похоже, слова Хэсситая не явились для Хэйтана откровением. Ни в коей мере. Он и сам размышлял об этом. Часто, мучительно и подолгу.
- Действительно, с Посвящениями не все ладно... - Кигирэ словно бы размышлял вслух с полуприкрытыми глазами. - Ну а ты что об этом думаешь? Раз уж ты так близко принял к сердцу нелады с Посвященными... поделись своими соображениями. Или ты только наблюдать умеешь, а выводы делать должен кто-то другой?
- Есть и выводы, - вздохнул Хэйтан. - Раньше я и думать не хотел... но теперь, когда этот паршивец Хэсситай... я много размышлял по дороге домой... и кажется, понял, в чем причина. Что случилось такого, чего раньше не было.
Он умолк. Кигирэ смотрел на него спокойно. Нет никакого смысла поторапливать Хэйтана. Каждое слово дается ему с таким трудом, что он вполне способен замолчать, если попытаться подбодрить его.
- Воинский устав. - Хэйтан судорожно сглотнул. - Я же помню, что там написано. "Человек - это клинок, а рукоять его - верность".
- Это помнит любой безымянный, - оборвал его Кигирэ: разговор начинал становиться опасным.
- Но дальше в уставе сказано, - произнес Хэйтан с холодной решимостью смертника, - "Недостойный не заслуживает верности, как палач не заслуживает меча. Недостойный, добившийся чьей-либо верности, держит меч за краденую рукоять, и его должно покарать, как воина, запятнавшего себя воровством". А вот этого уже не помнит ни один безымянный. Потому что не знает. Не слышал никогда. Из того устава, что изучают они, эти слова изъяты.
- Это изъятие нас спасло! - резко произнес Кигирэ. Он не пытался что-либо отрицать: ложь могла только ухудшить положение.
- Оно нас погубило, - отрезал Хэйтан.
- Именно это изъятие, - Кигирэ говорил очень медленно, очень отчетливо, словно втолковывая несмышленышу из безымянных нечто само собой разумеющееся, - дало нам возможность вести дело по-настоящему. Только теперь заказчик может быть полностью уверен в наших мастерах.
- Мастерах? - недобро усмехнулся Хэйтан. - Были мы мастерами... а стали наемниками. За что и поплатились утратой своего искусства.
- Разве кто-то из Посвященных действует с меньшим искусством, чем во времена твоей юности, Хэйтан? - язвительно поинтересовался Кигирэ.