Но ничего не поделаешь, теперь только отдать себе приказ проснуться ровно в половине шестого по среднеземному, чтобы успеть выкупаться. В половине шестого.
В половине…
– А вон тот камень удобнее, – заметила Варвара, кивая через левое плечо.
– Это не камень. Это – корова.
Варвара, несмотря не предупреждение и все свои тревожные ощущения, едва не вывалилась за борт.
– Ты что? – изумился Теймураз.
– Естественная реакция человека, впервые увидевшего живую стеллерову корову…
– Почему впервые? Тебе ж вчера аполины теленка подарили!
– Это зелененького‑то? А я думала – ламантеныш. Впрочем, я его и рассмотреть не успела – приплыл некто, влекомый аполинами, словно Лоэнгрин в челноке, забрал и спасибо не сказал.
– Лоэнгрина транспортировали лебеди, коих на Степухе пока не обнаружено. А был это, несомненно, Светик Параскив, наш старый телятник и ксенопсихолог по совместительству.
– Почему несомненно?
– Иначе у тебя не возникло бы ассоциаций с Лоэнгрином. Беда Светозара в том, что он красив, как языческий бог. Держись!
Лодка ткнулась носом в берег, и они соскочили на камни. Продолжать разговор о бородатом ксенопсихологе, вызывающим определенные ассоциации, девушка воздержалась.
– Я пойду посмотрю, а? – просительно проговорила она, кивая на темно‑бурую тушу.
– Успеешь. Это, по‑моему, молодой бычок. Они всегда голодные. Сейчас наши осьминоги явятся, попробуем отобрать у них что‑нибудь лакомое. С коровьей точки зрения, разумеется.
Мысли свои он всегда выражал с каким‑то особенным, корректным изяществом и точностью, обычно свойственным более зрелым мужчинам. Варвара заключила, что это – следствие безупречного воспитания, одинаково редкого во все века.
А кибы тем временем медленно восходили из глубин морских, и у каждого из них был здоровенный канат, если можно так выразиться, "через плечо". Не то тридцать три богатыря, не то репинские бурлаки на Степухе.