- Ты присмотришь за моей книгой, если я оставлю ее с тобой? - нервно спросила я.
- Как за ребенком моей крови, - обещал менестрель. Поскольку во время наводнения он лучше позаботился о своей лютне, чем о Зенеле, я поняла, что он не шутит.
Пересекая поляну, я столкнулась с женщиной, когда она выходила из своего дома со связкой лучины.
- Меня зовут Ливак.
- А я - Алмиар. - Недостаток плоти на костях и дубленая, как лайка, кожа не позволяли точно определить ее возраст, кроме того, что она из поколения моей матери. Ее рыжие волосы щедро посеребрила седина, а теплые, глубоко посаженные глаза окружала сетка веселых морщин. - Мы очень рады тебе, дорогая.
- Меня интересует песня, которую вы пели, - небрежно обронила я. - Как получилось, что все вы знаете разные слова, особенно джалквезан?
Алмиар раскладывала аккуратный костер в выложенной камнями яме, помещая среди лучины спрессованные комки сушеного мха.
- Таким вещам учатся у материнского бока, - пожала она плечами. - Как она училась у своей матери и так далее, назад по Древу Лет. Все растет и изменяется, слова не исключение.
Иначе говоря, с каждым повторением, с каждой сменой поколений в текст закрадывались изменения, пока то, что когда-то могло быть эфирным заклинанием, не превратилось в тарабарщину. Мой былой оптимизм камнем пошел кб дну: не будет того мгновенного откровения, что отправило бы меня прямо к пиру в конце баллады, не так ли?
Алмиар протянула мне кремень с огнивом, а потом, через отверстие для дыма в центре крыши, посмотрела на солнце.
- Ты еще можешь использовать зажигательное стекло, если хочешь.
Но в песнях, доносившихся снаружи, все еще бился пульс эфирной магии. Я откашлялась.
- У меня есть другой способ зажечь огонь.
Я встала на колени возле Алмиар и глубоко вдохнула, чтобы унять тошноту в желудке. Высшее Искусство не раз вторгалось в мой ум и преследовало меня с безжалостными целями. Я всегда колебалась насчет того, чтобы использовать его самой, но это было совсем незначительное заклинание, одно из очень немногих, которые я знала, и вполне безобидное, не более чем праздничный фокус, каким я сочла его поначалу.
- Талмия меграла элдрин фрес.
Не хранят ли мудрость Народа те женщины, что постарше? Если они увидят, что я тоже кое-что знаю, они непременно поделятся ею.
Алмиар даже испугалась, когда желтые язычки пламени заплясали среди щепок и мох ярко вспыхнул.
- Как ты это сделала?
- Это что-то вроде чар.
- Вот здорово. - Восхищение победило страх. - Значит, ты - маг, как твой мужчина?
Я покачала головой.
- Его магия - магия стихий. А это - прием более редкой магии, которую называют Высшим Искусством. У Народа нет подобных заклинаний?
- О нет, я в жизни не видала ничего подобного. - Брови Алмиар поднялись, и я бы поставила все деньги, когда-либо проходившие через мои руки, что она говорит правду. - Это чудо, верно?
Я улыбнулась, чтобы скрыть разочарование. Алмиар внезапно стала озабоченной.
- Ты ведь не покажешь детям, нет? Они начнут баловаться с кремнем и огнивом, и хотя дрова такие мокрые...
- Нет, не покажу, - успокоила я ее. - Но ты могла бы использовать его для своего очага, научить своих подруг.
Если маленький огненный трюк распространится, возможно, он зажжет где-то искру памяти или узнавания. Сейчас я бросала руны наугад, но ничего лучше придумать не могла.
- Попробуй сама, - предложила я, расчищая клочок земли, прежде чем аккуратной кучкой сложить растопку. - Почувствуй песню в словах.
- Может, и вправду попробовать? - Искушение боролось в ней с врожденной склонностью к благоразумию.
- Просто сосредоточься на словах, - подбодрила я ее.
- Талмия меграла элдрин фрес.