— А во-вторых?
— Во-вторых он большую часть времени проводит в расположении эскадрильи тяжелой авиации, в полулине к югу от города. Драконов хоть и воспитывают в послушании с самого момента, когда они вылупляются из яйца, а всё же под рукой у любого командира такого соединения должна быть хоть парочка големов и маг, который умеет ими командовать. А сейчас ему ещё за диктатором в школе Ксантия Линвота надо приглядывать. Не до оборотней.
— С этим можно согласиться. Кто ещё?
— Маннон. Мы думаем, тоже не подходит.
Йеми усмехнулся.
— На Маннона можно подумать только после кружки гномьей водки.
— А что так? — недоверчиво переспросил Мирон.
— Этот старик — любимец студиоузов городской школы. И последние вёсен тридцать высокая философия его интересует куда больше натуральных наук.
— Мне кажется, — сухо заметил Мирон, — ты излишне доверчив, друг мой. Плохие люди очень часто имеют благопристойный вид и безупречную репутацию.
Зеленокожий довольно улыбнулся. Нижниченко снова подумал о том, какую реакцию способна вызвать такая улыбка в его мире. В Одессе, наверное, можно будет отснять прекрасный римейк "Броненосца Потёмкин": как народ, не разбирая ступенек, несётся вниз по Лестнице. "Дежа вю" отдыхает.
— Почтенный Лечек совершенно прав, — заметил Теокл. — Маннон живёт в Школьном квартале, а там не то, что оборотня, кролика не спрячешь так, чтобы об этом назавтра не узнала вся улица. Когда в твою комнату в три часа ночи вваливается вдрызг пьяный студиоуз, которому захотелось от избытка чувств прочитать свои гениальные вирши… Там это в порядке вещей.
— Ладно, пусть не Маннон. Кто последний?
— Луж. Тинк вье Луж.
— Благородный? — подозрительно поинтересовался кагманец.
— Третий сын мелкого графа с севера, — пояснил Теокл.
— Понятно. Было у графа три сына. Два — графы, а третий стал магом… Так что этот вье Луж?
— Зимой получил статус имперского мага. Открыл лавку, в которой торгует волшебными снадобьями и амулетами. Так себе лавчонка. С торговлей Жилле не сравнить.
Йеми усмехнулся.
— Ну, Жилле-то торгует не первый год. И потом, до него лавка самому Тарло Уойссу принадлежала, а тот был магом не чета нынешним.
— Значит, либо уршит, либо графский сын. Больше вроде некому, — подвёл итог Мирон. — Что ж, почтенные, вы и вправду оказали нам существенную помощь. Мы вам крайне признательны, верно, Лечек?
— Конечно. Мы очень благодарны.
— Вот об этом мы сейчас и поговорим, — огр хищно подался вперёд. — Мы помогли вам, теперь ваша очередь помочь нам. Мне кажется, это справедливо.
— О чём речь, — с деланной весёлостью ответил Нижниченко. — Что ты от нас хочешь?
— Вы — мудрые и знающие люди. Мы пришли сюда, чтобы спасти дракона Ская, который томится в гладиаторской школе Ксантия Линвота. К сожалению, пока что у нас не очень получается. Возможно, если мы объединим усилия, то сможем освободить и дракона и оборотня. Что скажете?
— Гм… Мирон, кажется, ты просил меня предупреждать, когда возникнет опасность? — будничным тоном поинтересовался кагманец. — Так вот, если нас поймают за попытку освобождения дракона, это, безусловно, означает сожжение заживо. Разумеется, после соответствующих пыток в подвалах Инквизиции.
— Можно подумать, что если вас поймают на попытке освободить оборотня, то судьба будет иной, — хмыкнул огр.
— Разумеется, нет. Но про оборотня он давно предупрежден, а про дракона услышал только сегодня.
Нижниченко был готов поклясться, что в чёрных глазах нечеловека промелькнула лукавая искорка.
— Это меняет дело, — с почти торжественной серьёзностью согласился Олх и, повернувшись к Мирону, поинтересовался: — И как тебе такая новость?
Генерал развёл руками:
— Поскольку второй раз сжечь меня у Инквизиции не получится, я, вроде, ничего не теряю.
— Точно! — бодро поддержал верзила.