Я вернулся в солярий, чувствуя себя лучше (и намного приятнее в области почек). Кто-то - я не сомневался, что Элен, - поставил чайник рядом с моими страницами. И прежде чем снова сесть, я жадно выпил сначала одну чашку, потом вторую. Затем снова уселся, снял колпачок с ручки и принялся писать.
Я уже полностью погрузился в свой рассказ, когда чья-то тень упала на бумагу. Подняв глаза, я ощутил холодок в животе. Это был Долан, он стоял у окна. И улыбался.
- Ты пропустил свою утреннюю прогулку, Поли, - сказал он, поэтому я пришел узнать, что ты здесь затеваешь. Убедиться, что ты, скажем, не болен.
- Вы очень любезны, сэр. - Мой голос звучал нормально, но сердце колотилось бешено. Я его боялся, и это чувство мне было в новинку. Он напоминал Перси Уэтмора, а его я никогда не боялся... но в те времена я был молод... Улыбка Брэда стала шире, но не стала приятней.
- Мне сказали, что ты находился здесь всю ночь, Поли, сидел и писал свой маленький рапорт. А это очень плохо. Таким старперам, как ты, нужен полноценный отдых.
- Перси, - произнес я, но увидел, как недобро выглядела его улыбка, и понял свою ошибку. Я глубоко вздохнул и начал снова: - Брэд, что ты имеешь против меня?
Секунду он озадаченно смотрел, может, слегка неспокойно. Потом снова заулыбался.
- Старожил. А может, мне просто рожа твоя не нравится. Что ты все-таки там пишешь? Завещание, небось?
Он подошел, вытянув руку. Я прижал ладонью листок, над которым работал, начав сгребать остальные другой рукой, сминая их в спешке, чтобы сунуть под мышку, под одежду.
- Ну-ка, - сказал он, словно ребенку, - на этот раз не получится, старичок. Если Брэд хочет посмотреть, то Брэд посмотрит. А ты сможешь положить это в задолбанный банк.
Он схватил мое запястье своей молодой и неожиданно сильной рукой и сжал его. Боль пронзила мою кисть, словно укус, и я застонал.
- Отпустите, - смог я произнести.
- После того, как ты дашь мне посмотреть, - отозвался он, уже не улыбаясь. Его лицо было все же веселым, такое бодрое веселье часто появляется на лицах людей, которым нравится делать гадости.
- Дай мне посмотреть Поли. Я хочу знать, что ты пишешь. - Моя рука стала сползать с верхней страницы. С описания нашей поездки с Джоном Коффи назад по тоннелю. - Я хочу посмотреть, связано ли это с тем, куда ты...
- Оставьте его в покое.
Голос прозвучал словно свист хлыста в сухой жаркий день... и по тому, как Брэд Долан подпрыгнул, можно было подумать, что целились в его задницу. Он отпустил мою руку, которая упала назад на бумагу, и мы оба посмотрели на дверь.
Там стояла Элен Коннелли, свежее и бодрее, чем когда-либо. На ней были джинсы, обтягивающие ее стройные бедра и длинные ноги, в волосах - голубая лента. В своих скрюченных артритом руках она держала поднос: сок, яичница, гренок и чай. Глаза ее сверкали.
- И что это вы делаете? - спросил Брэд. - Ему нельзя есть здесь.
- Можно, и он будет есть, - заявила она все тем же сухим командным тоном. Я никогда раньше не слышал его, но сейчас обрадовался. Я поискал признаки страха в ее глазах, но увидел в них только гнев. - А вам сейчас следует убраться отсюда, пока вы в своем тараканьем занудстве не уподобились червю - этакому крысусу американусу.
Он сделал шаг к ней, глядя одновременно и неуверенно, и злобно. Я подумал, что это опасное сочетание, но Элен и глазом не моргнула.
- Спорим, я знаю, кто включил ту проклятую сирену, - сказал Долан. - Это, должно быть, одна старая сучка с когтями вместо рук. А теперь иди отсюда. Мы с Поли еще не закончили свой разговорчик.
- Его имя - мистер Эджкум, - парировала она, - и если я еще раз услышу, как вы называете его "Поли", то, думаю, смогу пообещать вам, что дни вашей работы в Джорджии Пайнз будут сочтены.
- А кто, по-твоему, ты такая? - Долан надвигался на Элен, пытаясь смеяться, что у него не очень получалось.