Это что-то новенькое! фыркает Тамковская.
Ольга Эдуардовна, сейчас дело не в наших теоретических разногласиях. Главное зачем этот Лебеженинов восстал из мертвых? Говорил ли он с теми, кто первый его увидел? Что они думают? Эти, пока скрытые пружины бреда, помогут понять как был запущен весь механизм?
Вы что, Тамковская так резко поворачивается ко мне, что ремень безопасности врезается ей в шею, вы хотите сказать мы должны отнестись к бреду не как к бреду, а как к яви? Ну, знаете, Антон Романович!
Я, глядя в мутное окно, размышляю о том, что вполне может быть и так, что прочие действительно заразились, но тот первый или первые, продуцент или продуценты, не бредил, что его собственный или их общий бред не был бредом, что покойник в самом деле ходил по улице, хотел купить пирог, колбасу, котлеты. И мне приходит в голову, что сам покойник запустил машину бреда. И нам надо найти не какого-то продуцента, жителя городка с высоким социальным статусом, а разрушить бред самого ожившего покойника. Да! Такой крутизны мы ещё не достигали. Это высшая точка. Апофеоз. Апогей. Зенит
И тут я ощутил легкое дуновение, словно кто-то наклонился и подул мне в лицо. Причем с нарастающей силой. Поток воздуха становился все холоднее и холоднее. Глаза начали слезиться. Я вздохнул полной грудью. Воздух был наполнен каким-то горьким ароматом. Пожухлые цветы, сухая плесень, нотки цитрусовых, немного табака, мелкая пыль, окалина.
Закройте, пожалуйста, окно! громко попросил я.
Оно закрыто, ответил Извекович, они с Тамковской обменялись взглядом, Тамковская пожала плечами, мимо нас пролетела серебристая машина со знаком «такси» на крыше, и я посмотрел на часы, попросил остановиться.
Черпнув ботинком воды в кювете, по мокрой траве иду в кустики. Прокладка вся в крови. Смотрю на часы и достаю телефон. Врач начинает выговаривать за то, что я уехал, говорит, что если у меня такое наплевательское отношение к собственному здоровью, то ему очень жаль. Я вздыхаю. Он говорит, что мне необходим постельный режим. Я отвечаю, что был вызван на работу, что выполняю важное, очень важное поручение, что моя работа Врач перебивает, говорит, что я, в конце концов, взрослый человек. С этим нельзя не согласиться. Вокруг меня мятые пластиковые бутылки, обрывки бумаги, кучки полуразложившегося дерьма, надо мной блекло-голубое небо, верхушки тонких берез, с одной на другую перелетает маленькая птичка с розовой грудкой. Врач говорит, что результаты повторных анализов ещё не готовы, а вот взятые сразу после операции пробы плохие. Плохие в каком смысле? Во всех, Антон Романович, во всех. Но вы же говорили, что они внушают вам опасения, и не говорили, что они плохие. Вы говорили об опасениях. Опасность не означает, что А сейчас говорю, что ваши пробы плохие! И опасные. Понимаете? Да Позвоните мне через два дня. И поскорей возвращайтесь. Договорились? Договорились. Вам нужен постельный режим. Понимаете? Понимаю
Я пошел к шоссе, внимательно глядя под ноги. Через два дня. Значит в пятницу. Нет, пятница будет через день. Значит в субботу. В субботу утром мой врач обычно долго спит, значит где-то около часа. Главное не забыть. Не забыть.
Извекович стоял возле открытой правой передней двери, Тамковская сидела положив ногу на ногу. У неё красивые ноги. И красивое тело. Ноги длинные, тело короткое. Модельные пропорции. Высокая шея. Тамковская сказала что-то смешное Извекович рассмеялся, повернулся и посмотрел на меня.
Звонил наш начальник, говорит Тамковская когда я сажусь в машину и мы отъезжаем. Спрашивал ознакомили вы нас с содержимым папок, которые забрали из его кабинета.
И что вы ответили?
Что ещё нет, но ознакомите обязательно.
Первая часть вашего ответа верная, вторая нет.
То есть?
Ящик с папками остался на лестничной площадке, возле лифта. Я вышел из квартиры, потом мне понадобилось вернуться, а когда я вновь вызвал лифт, то про ящик забыл.
Вы понимаете, старина, что это бумаги для служебного пользования? спрашивает Извекович. Вы понимаете, что если они попадут к
Они попадут к нашей уборщице. Она отнесет его в подвал, где живет со своим мужем, водопроводчиком, и тремя детьми. Никто из них ничего не поймет они и говорят-то по-русски еле-еле
Какая легкомысленность! Извекович даже краснеет от негодования.