– За эти три года, – спросил Марин, – с кем ты там был связан?
Траск искательно посмотрел на него, затем слегка съежился., – У тебя что‑то на уме, – обеспокоенно пробормотал он, – Я это вижу. Но я все равно тебе скажу. Прекраснейшие люди, которых я когда‑либо встречал, идеалисты, возможно. Но они признавали ценность моих идей относительно того, как люди должны жить вместе. Они побуждали меня экспериментировать.
– Как ты встретился с этими людьми? – спросил Марин с любопытством.
– Двух мужчин и одну женщину я встретил в колледже. Мы могли разговаривать часами. Конечно, тогда мои идеи еще не были доведены до совершенства.
– Ты поехал в Джорджию сразу после университета?
– Нет. Только после того, как разработал резонансное устройство с камерами бесконечного эха, которое сделало возможным теле– и радиовещание по всему миру без всяких искажений.
Это дало мне все деньги, которые мне были нужны. Я был свободен и мог продолжать исследования.
– И тогда ты разыскал этих людей?
Траск заколебался, затем раздраженно заметил:
– Послушай, я стараюсь быть с тобой совершенно честным.
Но все это не относится к делу. Я с радостью расскажу тебе об этом когда‑нибудь.
– Ладно, – Марин кивнул. – Но сначала еще два вопроса.
– Давай, – Траск, казалось, совершенно смирился с происходящим.
– Там было много – этих.., идеалистов.., в Джорджии?
– Я встречался сотнями с двумя, – ответил Траск. – У меня было впечатление, что их тысячи. Они, похоже, знали людей со всего света.
– Вопрос второй, – сказал Марин. – Ты рассказал им о своем изобретении, при помощи которого можно поменять себя с другой личностью?
Траск покачал головой.
– Не напрямую.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну… – ученый выглядел несчастным. – Я действительно намекал, что работаю над кое‑чем значительным. Но я избегал их вопросов на эту тему.
– Почему?
– Ну… – Траск внезапно задумался. – Я понимаю, к чему ты ведешь. Почему я не доверял им, если они такие достойные?
Я думаю, в этом виноват мой комплекс изобретателя. Кроме того, я считал, что некоторые из них слегка склонны к насилию. Я мог себе представить, как эти индивидуумы силой добиваются обмена телами, и, честно говоря, я считал, что изобретатель столь значимого для истории новшества имеет право на свой голос относительно его использования и влияния, – он хрипло рассмеялся. – Я еще не понимал тогда, что скоро мне придется действовать безумно быстро.
– Чересчур безумно, судя по всему, – мрачно заметил Марин.
Но он испытал невероятное облегчение, услышав все это. Теперь он уже частично представлял себе ситуацию. Мышление Траска представляло собой любопытную смесь идеализма гения и вполне практичного восприятия жизни. Группа, которая его заполучила, обнаружила, что его ум обладает настолько невероятной выносливостью, что они не стали даже пытаться загружать его своими собственными идеями. Они, несомненно, не испытывали к нему доверия, и он даже не являлся членом их организации. Они держали его на длинном поводке, но это оставляло ему много места для маневра.
Траск продолжал говорить.
– Дэвид, – настойчиво твердил он, – ты не понимаешь, как далеко мы отошли от идеи, согласно которой человеческое существо имеет право на признание присущего ему личного достоинства. Сведенная к простейшей формуле, эта идея состоит в следующем: если ты нарушаешь права одного человека, ты нарушаешь права всех.