Он не хотел стеснять бедного человека. - Если позволишь, по возвращении домой я отплачу тебе за гостеприимство, не откажись принять от меня какой-нибудь дар.
- Если хочешь, можешь снести его в церковь. Все, что мне нужно, это Господь и вот эти две руки. - Корентин посмотрел на него. - Ты, наверное, проголодался. Я привык есть только раз в день, но для тебя я что-нибудь приготовлю... - он звонко рассмеялся. - Плох тот хозяин, который не разделит с гостем трапезу.
Грациллоний напоил коня, снял седло и вымыл лошадь, затем привязал ее неподалеку и дал охапку травы, в которой затерялось несколько пожухлых листочков. Тем временем он попытался вспомнить то, что знал об отшельниках. Его познания о них ограничивались слухами. Говорили, что отшельничество зародилось в Египте и затем распространилось на север, в Европу. Ярые приверженцы христианства уходили в затворники, чтобы быть наедине с Богом, подальше от мирских искушений и религиозных распрей. Верующие, в том числе инакомыслящие крестьяне-язычники, часто искали встречи с этими святыми людьми, которые, несомненно, обладали выдающейся мудростью и властью.
Корентин не совсем подпадал под такое представление. Хоть по виду он был грубоват, но, похоже, некогда получил хорошее образование.
Когда Грациллоний вернулся, он увидел стоявшего в речке хозяина, с закатанным выше мосластых коленей платьем. Он его не замечал, а только что-то бормотал - молился? - и шарил рукой под водой. Вскоре Корентин поднялся. В руках он держал крупную форель. Грациллоний оторопел. Рыба была живая; она поблескивала в сумрачном свете, но не трепыхалась, а лишь хватала ртом воздух.
- Угощу тебя, чем Бог послал, - тихо сказал Корентин.
Он вышел на берег и направился к хижине. Пораженный, Грациллоний пошел за ним. Внутри было темно, на грязном полу, в углублении, тлел огонь. Различить в его свете что-либо можно было только в том случае, если хорошо знать, где что находится. Корентин взял нож, лежавший на доске вместе с другими предметами.
- Господи, благослови, - сказал он, - велика милость Твоя.
Он ловко разрезал форель на две части и одну бросил в огонь. Грациллоний задохнулся от негодования. Он никогда не мог примириться с жестокостью по отношению к животным; эта рыба только что махала хвостом. Не успел Грациллоний обрести дар речи, как Корентин снова вышел. Грациллоний машинально отправился за ним. Отшельник бросил вторую половину рыбы в ручей и осенил воздух крестом. Грациллоний от удивления открыл рот - форель уплыла, как ни в чем не бывало.
Он очнулся, когда Корентин положил ему руку на плечо и тихо проговорил:
- Не бойся, сын мой. То, что ты видел, это не колдовство. Такое случается ежедневно, пока я соблюдаю пост. Так Господь насыщает меня. Почему Он удостаивает такой милостью меня, презренного грешника, я не знаю, но Он, несомненно, делает это намеренно. А теперь давай сядем и поговорим. Ты похож на человека знающего и много повидавшего, и я, одинокий отшельник, не вижу здесь никого, кроме случайно забредших сюда простых крестьян.
Грациллоний собрал всю свою волю. Он видел гораздо более странные и более жестокие вещи - и в Исе, и за его пределами, - но Корентин показался ему воплощением доброты...
- Удивительно, - произнес он.
- Чудо, - махнул рукой Корентин. - И это далеко не все чудеса, на которые способен Господь. Оглянись вокруг, сын мой, и задумайся, - он вошел в хижину и усадил гостя на стул, который в его жилище был единственным предметом мебели.
Заученным движением он положил кусок рыбы на переплетенные зеленые веточки и уселся на корточки перед жаровней, в которой тлели угли.
- Так лучше прожарится, - сказал он, - но ты наверняка очень голоден, и я не могу заставлять тебя долго ждать.