Она находится ниже остальных, и из нее можно прорыть подземный ход к берегу - получится пещера; это даже лучше, чем идея с пакгаузом. К тому же, как мне говорили митраисты, которых я встречал за границей во времена своей юности, ворон для них - священная птица. Можно ли придумать более счастливый знак для Граллона, чем этот?
Снова наступила тишина, нарушаемая лишь стуком дождя и потрескиванием горящих свечей.
- Понимаю, - наконец тихо промолвила Ланарвилис, не поднимая головы, чтобы Сорен не мог разглядеть ее лица.
- Ты действительно поняла? - нетерпеливо переспросил оратор. - Если Грациллоний согласится на это, все будут удовлетворены. В стране наступит мир, и боги нас простят.
Она подняла глаза и посмотрела на него.
- Вам нужна моя помощь, - ровным голосом сказала она, - потому что вам известно, что он далеко не глуп. Он поймет, для чего вам понадобилось помещать Митру под Лера.
- Нет, это знак уважения. Почему боги не могут уважать друг друга? Лер дарит Митре прекрасное место. Митра, в свою очередь, признает, что Лер и Высшая троица являются хозяевами Иса.
Сорен стремительно бросился к Ланарвилис, которая неосознанно потянулась к нему. Их руки сплелись. Ханнон сел и сложил руки, неподвижный, как утес над Сеном.
- Вы хотите, чтобы я... убедила короля, - проговорила Ланарвилис.
- В первую очередь, как нам кажется, вы должны уговорить своих сестер, - ответил Сорен. - Пусть галликены постараются добиться согласия Грациллония.
- Думаю, у нас получится, - сказала Ланарвилис.
- Вы многого можете добиться, - вырвалось у Сорена. - У женщин огромная власть.
Она отняла от него руки, выпрямилась и сказала:
- Власть - это дитя терпения и желания, Сорен.
Он взял чашу и одним глотком осушил ее наполовину, хотя вино не было разбавлено.
II
В тридцати милях от Иса, на реке Одите, находился центр мореплавания. Оттуда водный поток направлялся на юг, к морю. Это расстояние легко преодолевали птицы, но человеку он давался труднее: куда бы он ни отправился - по суше или воде - его везде встречали извилистые долины Арморики. Триста лет назад сюда пришли римские воины и основали колонию. Она была ближе, чем далекий Север, до которого корабль мог доплыть только при высоком приливе; а выше Одита сливалась с более мелким Стигером. Он выбрал это место из-за его близости к поселению галлов, за которым, как крепость, возвышались горы. С тех пор от этой покинутой земли, разровненной человеком и ветрами, осталось лишь воспоминание. Здесь среди лесов с извилистыми тропами возникли дома и фермы, но Монс Ферруций был почти не заселен.
Римляне назвали колонию Аквилон, в честь аквилонского района в итальянском Апулии, откуда они пришли. Внутренняя часть колонии была достаточно хорошо защищена от неожиданного появления пиратов и стала малым морским портом. Сюда привозили стеклянную посуду, оливки, масло, ткани. Вывозили в основном древесину, шкуры, меха, пчелиный воск, а также соль, железную руду, вяленую рыбу и великолепные золотые, серебряные украшения, раковины и ткани из Иса.
Вскоре Аквилон разросся и слился с империей. Однако власть оставалась в руках потомков основателей колонии. Апулийцы женились на женщинах-озисмийках и выбирали себе жен из других соседних кантонов, сохраняя чистоту арморикской крови. В остальном они оставались римлянами и даже заявляли, что их прародитель состоял в родстве со знаменитым писателем. Они посылали старших сыновей получать образование в таких крупных центрах науки, как Дурокоторум, Треверорум и Лагдун. В конечном счете они дослуживались до сенаторского чина. Тогда они прекращали заниматься торговлей и посвящали себя государственным - особенно успешно в последнее время - и военным делам, а их многочисленные родственники являлись их доверенными лицами.
До войны с Максимом Грациллоний три года охранял покой западной части полуострова.