– Мистер Ринг?
– Все будет хорошо, миссис Морикава. Я не причиню ей вреда, клянусь. Только дайте мне эту ночь. Пожалуйста.
С фракторами всегда так: вместе с добром сеешь зло, С лечением и целостностью – подозрение и недоверие. Но разве у меня был выбор, только ввергнуть их в недоверие к своей персоне. Я нахожу стул, убираю его с линии воздействия и сажусь, чтобы ждать. Ночной страж. Светящиеся гроздья фабрик, витающих на низких орбитах, собираются в арку у меня над головой, а я вспоминаю жизнь Этана Ринга.
Она говорила, что все самые важные решения принимает, основываясь на «следомантии». На инверсионном следе самолетов. Набирающих высоту, приземляющихся, перекрещивающихся, почти встречающихся… Гектограммы небес.
– В этом куда больше смысла, чем в картах, костях или кофейной гуще. Гадание должно быть продуктом своей эпохи. Разве не логично?
– А что же ты делаешь в пасмурные дни?
– В пасмурные дни я даже не вылезаю из-под одеяла.
В какой же момент след удаляющегося трансполярного суборбитальника составил угол точно в тридцать два градуса с взлетающим шаттлом из Франкфурта и он в нее влюбился? Никогда прежде не влюбляясь, он обнаружил, что это состояние похоже на затяжное падение с высоты. Эмоциональное головокружение, шок – вот что он испытал. Любовь ошеломила его, повергла в ужас и счастливое изумление. Как будто тебе вручили ключи от лучшей площадки и позволили играть до самого вечера. Мысли о ней непрошено вторгались в каждый миг его существования. В груди теснилась нежность, но он был колюч, как еж.
– И когда же ты собираешься что-нибудь предпринять? – спрашивал Масахико, актер на амплуа героя, Маркус Кранич, компьютерный маньяк, и его девушка, которая выглядела так, будто ее имя должно кончаться на «и», но которую на самом деле звали Бекка, и все пьяницы, мыслители, шутники, позеры, пижоны, картежники, хорошенькие куколки и их кавалеры – все те, из кого состоял первый курс отделения графических коммуникаций, все те, кто коллективно и поодиночке заметил, что Лука Касиприадин по крайней мере четыре раза в день взлетает по пяти лестничным пролетам между колледжем Изящных искусств на первом этаже и отделением дизайна на шестом.
– Предпринимать? – спрашивал Этан Ринг, которому и в голову не приходила мысль, что такое восхитительное создание может одарить его ответной любовью.
– Делай же что-нибудь, – уговаривал его Масахико, а вместе с ним Маркус, Бекка-с-и-на-конце, пьяницы, мыслители, шутники, позеры, пижоны, картежники, хорошенькие куколки и их кавалеры.
Однажды во вторник, зимним вечером, она постучала в его дверь, кружась, словно в вальсе, влетела в тесную, как шкаф, кухню и, заливая молоком рисовые хлопья (они взрываются на языке), сказала:
– Хочу тебе кое-что показать. Пошли! – и быстренько сунула его в ожидающее такси.
– Где?
– Здесь.
С переднего сиденья она вытащила компьютер и заплатила шоферу.
– Но здесь ничего нет. – В холодном ноябрьском воздухе изо рта у него повалил пар. Захваченный ее энергией, он выскочил, не накинув даже куртки, и теперь, дрожа, сунул свои длинные обезьяньи руки под мышки, чтобы согреться.
– Нет, есть. Здесь стройплощадка. И не просто стройплощадка, а площадка под Вайлдвуд-центр, ни больше ни меньше. Нумеро уно в программе развития досуга и торговли компании «Индастриэл Нортвест».
– Стройплощадка.
– Эй, охрана! – Она махнула рукой. Ночной сторож махнул в ответ из стеклянной кабины, висящей на стальном каркасе Вайлдвуд-центра. Металлические ворота с колючей проволокой по верхнему краю скользнули в сторону на взвизгнувших роликах.
– Ну, что, пошли?
Шаг за шагом, пролет за пролетом.