К несчастью, он собирается стать воином, правда, пока раздумывает, и я искренне надеюсь, что он в конце концов позабудет о своем желании.
- Ты специально стараешься вывести меня из равновесия, Мелани Труа?
- Есть немножко.
- Мне кажется, ты ненавидишь войну.
- Какой нормальный человек ее любит?
- Но разве нет на свете ничего такого, за что ты стала бы сражаться? Твой ребенок, например?
- Если на него напали бы, то да. Но агрессии я не признаю.
- В Ком-Гвардии все такие пацифисты?
- Я не могу говорить за всех. Это у вас в кланах один может точно сказать, что думают другие.
- Ваша Ком-Гвардия для меня вообще загадка. Вы соблюдаете нейтралитет, но располагаете сильной армией. Ваш нарочитый пацифизм почему-то подкреплен полной боевой готовностью.
- Вспомни, что я рассказывала тебе о Ком-Гвардии. Это огромная система со своими сложившимися обычаями, отношениями и со своими разногласиями.
- Ты ненавидишь кланы точно так же, как ненавидят их жители Випорта?
- Я стараюсь соблюдать нейтралитет.
- А если честно?
- Да, мне ненавистны воины кланов, однако ты - приятное исключение.
- Надеюсь, этот момент мы сможем обсудить подробнее, когда выберемся отсюда. Сегодня ночью, например, согласна?
- Я буду счастлива. Твои амбиции удовлетворены?
- Вполне.
Джаррет Махони, который до этого совещался со своими приспешниками, опять подошел к ним. Он успел сменить оружие и теперь держал в руках маленький автомат, который любовно прижимал к своей груди, почти так же, как это делают родители, укачивая маленьких детей.
- Наше терпение истощилось. Прайд. Надеюсь, ты изменил свое мнение и согласен выполнить наши требования?
- Нет.
- Тогда пришло время убить еще одного заложника.
Махони взглянул на захваченных клановцев и гвардейцев, затем, покачав головой, повернулся к агророботу.
- Среди заложников - несколько детей клановых техов, - сказал он. - Я не жестокий человек, но ты меня вынуждаешь... Наверное, придется убить одного из них.
Он сделал жест в сторону агроробота, и кто-то из мятежников, выхватив из толпы белобрысого мальчишку, вытащил его на середину площади. Из глаз ребенка текли слезы, но он, надув губы, дерзко смотрел прямо в дуло автомата Джаррета Махони.
- Тебя не волнует, что на твоих глазах будет убит ребенок? - спросил главарь мятежников, повернувшись к Эйдену.
Эйден отказался отвечать. Но тут в разговор вмешалась претор Труа.
- Ты ублюдок! - завопила она. - Ты не посмеешь...
Джаррет Махони хладнокровно развернулся, поднял автомат и выпустил очередь прямо в лицо претора Мелани Труа. Ее лицо, казалось, взорвалось кровью и костями. Мелани рухнула на землю.
Слишком поздно Эйден вскочил на ноги и выбросил вперед руки - он не успел остановить мятежника.
Джаррет Махони шагнул к трупу и пинком ноги перевернул его на спину. Вместо лица в небо смотрело кровавое месиво.
- А ведь ты способен чувствовать, Прайд.
- Я чувствую, что ты совершаешь ошибку за ошибкой, Махони.
Джаррет Махони ткнул автоматом в живот Эйдена.
- Ты будешь следующим, клановый подонок.
- Нет. Я главный заложник, твоя надежда на лучший исход переговоров, а это значит, что, пока твое положение не станет окончательно безнадежным, ты меня не убьешь.
Джаррет Махони отнял дуло автомата от Эйдена и отступил на несколько шагов. Он посмотрел на труп Мелани Труа и прищелкнул языком.
- Мне показалось, что вы оба так мило ворковали... Неужели тебе совсем ее не жалко, полковник?
Эйдену с трудом удалось скрыть презрение, которое он испытывал к этому дураку.
- Махони, убив главного чиновника Ком-Гвардии на Куорелле, ты сделал глупость. Теперь против вас ополчатся не только кланы, но и Ком-Гвардия.
- Я знаю. Это рассчитанный риск, действительно рассчитанный.