— Это тебе не просто так, это твоярабочая одежда\»
Леха знал, что в школьном, пиджаке не один и не два кармана, а целых пять, а в штанах — еще три; всего — восемь, по всем этим карманам при желании можно много чего замечательно рассовать. Потому он и не особенно спорил насчетрабочей одежды.
Галдеж стих, и тридцать пар глаз оценивающе вонзились в новичка.
— Знакомьтесь, дети, — бархатным голосом объявила училка. — Корольков Алексей, будет заниматься с вами… С нами-..
— Моченый, — вдруг отчетливо донеслось с задней парты.
Моченый?
Леха вжал голову в плечи и остолбенел. Потом он признался себе, что страшно растерялся в эту минуту… Абориген! Неужто он? Откуда здесь взялся?
— Крендель! — рявкнула географичка командирским голосом. — Сегодня ты сам новичок, не забудь!
И если ее возглас напомнил громовой раскат, то вслед ему обрушился настоящий хохочущий ливень — впрочем, кратковременный, по воле той же Маргариты Игоревны.
«Крендель. Ну и фамилия… — думал Корольков. — И кликуху придумывать не надо».
Конечно, это был он, абориген в новой джинсовой куртке «Райфл-супер», четыре звездочки, это его башка торчала где-то там, на Камчатке! Ясно, они оказались в одном классе. Им теперь и к одной доске выходить, и одни контрольные решать, и… Короче, все прекрасно.
Правда, никто в классе не понял, почему это Крендель так странно обозвал новичка. «И на этом спасибо», — подумал Леха.
— Куда мне тебя посадить, Корольков? — протрубила Маргарита Игоревна. — А, понятно, есть тут одно теплое местечко… Трушкин!
Вскочил щуплый чернявый мальчишка с тонкой шеей. Он сидел один за партой.
— Трушкин, — ласково проворковала училка. — Принимай нового соседа…
— А он не… — волнуясь, начал Трушкин.
— Помолчи, — оборвала его училка и продолжила прежним ласковым тоном: — Видишь, и у тебя, Трушкин, сосед появился. А то все один да один… Корольков! Занимай место, что стоишь?
Лехина мама, Анна Ивановна, все еще не могла уйти на работу и наблюдала за происходящим через дверную щель. Ее глаза были круглы — но не от страха. «Эта Маргарита Игоревна умеет держать дисциплину, — восхищенно думала мама, — на нее можно положиться».
В каком-то кино Леха видел, как дебелая, свирепого вида училка ходит по рядам, помахивая длинной указкой, а на ее носу подрагивает пенсне. Училка ходит, ученички сидят, не шелохнутся, и она говорит: «Мол-чаль! Путешь имель твойка — путешь пови-сайт! Немношко пух-пух!» — ну и все такое, в этом роде. Кажется, не училка это была, а толстый фашист в галифе, который допрашивал героических подпольщиков или кого-то еще… Неважно. Главное, что училка в пенсне (или толстый фашист) как две капли воды походила на Маргариту Игоревну, классную руководительницу 8-го «Б».
Дисциплинка на ее уроках была что надо. У нее это называлось «держать класс», и она это умела как никто другой, так даже директор школы не умел. Во время прошлогодних проверок, например, ее класс, в те времена 7-й «Б», всегда ставился в пример. Поэтому сейчас к ней и попал Крендель. От него плакали другие учителя, но Маргарита Игоревна клятвенно заверила директора школы, чтоуж она плакать от Кренделя не станет.
Леха Корольков был не в курсе этих событий — он даже представить себе не мог, к какой грозной училке попал.
Первый урок оказался чем-то вроде классного часа, и Маргарита Игоревна негромко и усыпляюще рассказывала о требованиях к восьмиклассникам в новом учебном году. Посидев пять минут тихо, Леха обратился к соседу:
— Как звать?
Тот как-то съежился в ответ. «Вообще, он какой-то дефективный», — подумал Леха.
— Чего вылупился? — прошептал Корольков с улыбкой. — Как звать? Или ты немой?
Вместо ответа сосед полез в карман и вытащил оттуда очки в металлической оправе.