Это их эквивалент речи, сложная разновидность языка знаков.
– Вы не можете это знать.
– Я это чувствую. Я это знаю. Черт, как еще можно общаться в безвоздушном пространстве? Майор Кокс, я единственный квалифицированный переводчик, который есть в данную минуту у чело– вечества. А теперь не будете ли вы так любезны заткнуться, чтобы я могла попытаться выучить их язык?
– У меня нет полномочий, чтобы…
Тут я сказал нечто неожиданное даже для себя. Мне следовало умолять Шеру вернуться, заговорить ее или даже рвануться за р-костюмом и притащить ее обратно. Вместо этого я сказал:
– Она права. Заткнитесь, Кокс.
– Но…
– Черт вас побери, не тратьте впустую ее последнюю попытку! Он заткнулся.
Пэнзелла вошел, вкатил Тому обезболивающее, вправил лодыжку прямо здесь, в каюте, но я ничего не замечал. Больше часа я наблюдал за Шерой, изучающей чужаков. Я сам следил за ними, молча, в предельном отчаянии, но даже под страхом смертной казни я не смог бы расшифровать их танец. Я напрягал ум, пытаясь высосать смысл из их сумасшедшей карусели, но тщетно. Лучшее, что я мог сделать, чтобы помочь Шере, – это заснять все происходящее для гипотетических потомков. Несколько раз она тихо вскрикивала, и я страстно желал откликнуться в ответ, но не делал этого.
Потом она использовала свои реактивные двигатели, чтобы ближе подобраться к кружащимся чужакам, и зависла там на долгое время.
Наконец в наушниках прорезался ее голос. Хриплый и невнятный поначалу, как будто бы она говорила во сне.
– Боже, Чарли. Странно. Так странно. Я начинаю понимать.
– Что?
– Каждый раз, когда я улавливаю часть их танца, это… сближает нас. Не телепатия, как мы ее понимаем. Я просто… лучше их узнаю… А может, это и есть настоящая телепатия, трудно сказать. Танцуя то, что они чувствуют, они дают танцу достаточно напряженности, чтобы я поняла. Я понимаю примерно одну их идею из трех. Чем ближе, тем это сильнее.
Тон Кокса был мягким, но непреклонным.
– Что вы поняли, Шера?
– Что Том и Чарли были правы. Они воинственные. По крайней мере в них есть оттенок чего-то вызывающего – убежденность в собственном превосходстве. Их танец – это вызов. И скажите Тому, что, по-моему, они все-таки используют планеты.
– Что?
– Я думаю, что на некоторой стадии своего развития они телесны, привязаны к планете. Затем, достигнув зрелости, они… превращаются в этих светляков, подобно тому, как гусеницы становятся бабочками, – и выходят в космос.
– Зачем? – вопрос со стороны Кокса.
– Чтобы найти планету для размножения. Они хотят Землю.
Молчание продолжалось, вероятно, секунд десять. Затем Кокс заговорил спокойно.
– Задний ход, Шера. Посмотрим, что с ними сделают лазеры.
– Нет! – закричала она так громко, что даже первоклассный динамик дал искажения.
– Шера, как Чарли сказал мне, вы не только невосстановимы, вы со всех практических точек зрения уже исчерпали свои возможности.
– Нет! – на этот раз закричал я.
– Майор, – настойчиво сказала Шера, – это не выход. Поверьте мне, они могут увернуться или выдержать все, чем вы или Земля швырнете в них. Я это знаю.
– Тысяча проклятий, женщина, – сказал Кокс. – Что вы от меня хотите?
Чтобы они выстрелили первыми? Сейчас в пути находятся корабли четырех стран, но они не будут…
– Майор, подождите. Дайте мне время.
Он начал было ругаться, затем прекратил.
– Сколько вам нужно?
Она не ответила прямо.
– Если только эта телепатия работает в обратном направлении… надо попробовать. Я для них не более чужая, чем они для меня. Возможно, даже в меньшей степени – я так понимаю, что они здесь уже бывали. Чарли?
– Да.
– Это шанс.
Я знал. Я понял это, как только увидел ее на своем мониторе в открытом космосе. И я догадался, что ей нужно сейчас, по слабому дрожанию ее голоса.