Это был тоненький подросток, пожалуй, слишком маленький для своих четырнадцати зим. Однако видно было, что с годами он станет рослым юношей, а ловок он был так, что, фехтуя на затупленных ножах или деревянных мечах с оруженосцами куда старше себя, частенько заставлял их плакать. Белокурые волосы (скорее темные, чем светлые) обрамляли его живое, подвижное овальное личико с красивыми большими глазами, оттенок которых в зависимости от настроения или цвета одежды менялся от голубого до зеленого. Лицо было смышленое и подвижное; вместе с тем в нем читалась врожденная гордость, становившаяся все более видимой по мере того, как его черты теряли детскую припухлость. Впрочем, человек посторонний ни за что не отличил бы его от какого-нибудь воспитывавшегося при дворе принца Ллейна оруженосца, который освободился от выполнения своих обязанностей и весело играл в саду сам с собой. Ничто не выдавало в нем единственного сына верховного принца, которому было предназначено судьбой унаследовать не только искони принадлежавшую роду отца Пустыню, но и Принцеву Марку.
За ним с сочувственной улыбкой следила принцесса Аудрите, жена наследного принца Чадрика. Ее собственные сыновья выросли при чужих дворах - так же, как этот принц-и вернулись оттуда искусными и доблестными юными рыцарями, а не ее маленькими мальчиками. Хоть она порой и вздыхала, тоскуя по подрастающим сыновьям, но дни Аудрите наполняла забота о других отроках, кое-кто из которых сумел завоевать кусочек ее сердца. Одним из ее любимцев навсегда остался Мааркен, старший сын лорда Чейналя Радзинского и двоюродный брат игравшего в саду мальчика. У Мааркена были острый ум и бриллиантовая улыбка. Но этот солнечный юный принц сильно отличался от всех остальных. Он казался сотканным из воздуха и света, был вспыльчив, как вязанка хвороста, и склонен к проказам, которые не раз навлекали на него грозу. Собственно говоря, сегодня он еще не заслужил отдыха, как другие оруженосцы, поскольку должен был переписать ей сто строк стихов в наказание за вчерашнее озорство на кухне: что-то связанное с большим количеством перца и взрывающимся рыбьим пузырем... Она не собиралась углубляться в подробности. Ум у юного Поля был изобретательный, и Аудрите боялась расхохотаться. Она выбрала для него самую суровую кару; если бы ему задали решить сотню примеров по математике, он разделался бы с ними в мгновение ока и даже не понял бы, что это наказание.
Принцесса расправила тонкое шелковое платье и села на скамью, не желая отрывать Поля от игры, пока она не найдет нужных слов. Однако вскоре мимо пролетел мяч, лихо посланный вперед ударом ноги, а вслед за ним перед принцессой вырос Поль. Несмотря на удивление, он отдал принцессе поклон, достойный благовоспитанного юного лорда.
- Прошу прощения, миледи. Я не хотел беспокоить вас.
- Все в порядке, Поль. По правде говоря, я искала тебя, но решила немного посидеть в тени. Удивительно жаркая весна, не правда ли?
Он еще не был достаточно искушен в ведении светской беседы, чтобы поддерживать разговор о погоде, предназначенный для того, чтобы Аудрите могла собраться с духом.
- У вас для меня новости, миледи?
Аудрите пришлось дать такой же прямой ответ.
- Твой отец попросил разрешения на время забрать тебя у нас. Он хочет, чтобы ты вернулся в Стронгхолд, по пути заехал в Радзин, а потом отправился с ним и матерью на Риаллу.
На лице мальчика вспыхнул румянец.
- Домой? Правда? - Поль понял, что его радость может быть неправильно истолкована, и тут же спохватился: - Я хочу сказать, что мне здесь нравится и что я буду скучать по вас, милорду Чадрику и моим друзьям...
- И мы будем скучать по тебе, Поль,- понимающе улыбнулась Аудрите.