С его вечно взъерошенной бородой и усами и жгучими черными глазами он странным образом напоминал грозного полководца - иногда нам казалось, что он похож на Чапаева - устраивающего смотр своим войскам перед решающей битвой или на одного из тех древних воинов-монахов, вроде Пересвета, которые шли в бой, сменив рясы на кольчуги - а иногда и не сменив, потому что верили, что все в руке Божьей и Бог будет им лучшей защитой.
Из-за этого грозного и воинственного вида незнакомые люди робели перед ним, и это ему очень помогало, когда он в своих вылазках во имя добрых дел - "моей партизанщине", как он сам это называл - добирался до самых высоких кабинетов области и даже Москвы и брал их в осаду. Даже самый черствый волокитчик и бюрократ не мог устоять перед этим сочетанием воинственной внешности и мягких манер.
С такой же энергией он принимал всех священников, которые валом валили "причаститься святой истории" наших мест. Он знал эту историю как никто, собрал очень хорошую библиотеку по этому предмету, коллекционировал и записывал все были, легенды и сказания прошедших времен, и вполне правильно будет сказать, что то, чего не знал о нашей истории отец Василий, и гроша ломаного не стоило.
Так вот, отец всегда "сплавлял" ему все "трудные случаи", которые на него обрушивались.
Не скажу, что отец не любил попов вообще. Он относился к отцу Василию с большим уважением и почтением, и числился одним из самых верных его прихожан, хотя в церкви бывал не так часто. Но зато всюду, где мог, помогал отцу Василию в его "партизанщине", и они с отцом понимали друг друга с полуслова. Да и среди наших посетителей не редкостью были люди очень приятные, образованные и тактичные. Отец не переваривал этих новоиспеченных священников, которые поспешили обратиться к церкви и надеть рясы, когда церковную деятельность не только разрешили вновь, после семидесяти лет всевозможных запретов и притеснений, но и стали поддерживать и поощрять, поэтому для многих ряса стала видеться способом прожить безбедно до конца своих дней, так, чтобы "хлеб у них был намазан маслом не только с обеих сторон, но и по бокам", как невесело шутил отец. Такие священники обычно бывали очень надменны, требовательны и настолько глухи к нуждам и заботам других людей, что иметь с ними дело и правда было тяжеловато.
- Всегда бывает совершенно очевидным, зачем человек путешествует по святым местам, - говаривал отец после таких визитов. - С первого взгляда и с первого их слова становится ясно, ищут ли они поддержку и вдохновение у прежних святых ради своих трудов праведных, или хотят поставить себе очередную галочку, которая позволит им ещё больше важничать, раздуваясь от сознания собственной святости и ещё больше разевать рот на каравай своих прихожан и других верующих.
Так вот, мы поднялись из подвалов в гостиную, где ждали отца внезапные посетители, и увидели двух здоровых молодых людей, с трудом, казалось, вместивших в рясы свои крепкие тела.
Когда отец вошел, они встали и представились.
- Отец Иоанн, - сказал монах с темными усами и бородкой.
- Отец Николай, - представился белокурый, с рыжиной монах.
- Леонид Семенович, - представился отец. - Чем могу служить?
- Ну... - начал темный монах. - Скажите, вы смотритель этого дома?
- Смотритель? - отец удивился и, похоже, немного обиделся. - Разве я похож на смотрителя? Я его владелец и хозяин!
- Как, разве дом уже продан?! - вырвалось у рыжеватого монаха.
- Я приобрел его уже почти полгода назад, - ответил отец, - и всем это известно, и в Городе, и не острове, - он с подозрением поглядел на монахов. - В чем дело? Вы сами собирались его купить?
Было заметно, что монахов смутил такой неожиданный поворот.
- Что вы, что вы, - проговорил темноволосый, отец Иоанн. - Мы никак не хотели вас обидеть. Но, понимаете... Понимаете, мы ищем следы того места, где основателю нашего монастыря явилась чудотворная икона.