Холодный голубой воздух был чист, как силка — новый лед. Данло посмотрел на занесенную снегом долину. Лес уже заволокло зеленовато-серым сумраком — завтра можно будет поохотиться на шегшея, но сегодня собакам придется поголодать.
— Хайдар и Чандра ушли, — сказал Данло.
— Да. Они были последними.
— Хайдар и Чандра. — Данло вытер со лба талый снег и помолился за души своих приемных родителей: — Хайдар эт Чанд-ра, ми ал аш ар и я ля шанти деваки…
— Шанти, шанти, — заверил Соли, почесав нос трехпалой рукой.
— Сания и Магира тоже ушли.
— Шанти.
— Ириша, Юкио и Джемму — все алашару.
— Шанти.
— И Рафаэль, и Чокло, и Аневай, и Ментина — все они отправились в великий путь.
— Да. Шанти.
— Все умерли.
— Да.
— Еще десять дней назад они были живы и цвели, даже старая Анала, а теперь…
— Не говори об этом. Слова только слова — от них нет пользы.
Данло снял рукавицы и надавил на глаза — горячая влага обожгла его холодные пальцы.
— Как же я устал. Благословенные деваки — целое племя, отец. Как это возможно?
Соли, не отвечая, обернулся лицом к северу.
Данло обратил взгляд вверх, на заостренную вершину Квейткеля. Огромная гора, сверкающий бог, одетый гранитом и льдом, смотрела на них сверху. Четыре тысячи лет назад первые деваки назвали этот остров в честь горы, стоящей посередине.
Многие поколения предков Данло были похоронены здесь. Налетевший ветер закрутил волосы вокруг его головы, и он прикрыл глаза. От ветра пахло льдом, сосновой хвоей, солью и смертью.
— Квейткель, шанти, — прошептал Данло. Скоро ему придется похоронить свой народ на кладбище выше пещеры, и после этого на Квейткеле больше не будут хоронить деваки.
— Нас постигло несчастье, — сказал Соли, потирая свои широкие брови. — Да, несчастье.
— Я думаю, это была шайда. Шайда, когда столько людей умирает слишком скоро, да?
— Нет, это просто несчастье.
Данло убрал со лба волосы, хлещущие по глазам, — густые и черные, с рыжими нитями.
— В тех историях, что рассказывал Хайдар при горючих камнях, ни разу не говорилось, чтобы все племя уходило вот так, сразу. Я никогда не думал, что такое возможно. Никогда не думал. Откуда она пришла к нам, эта шайда? Что случилось с миром, если люди могут так умирать?"Шайда — крик мира, потерявшего душу". Почему мир кричит от шайды, отец?
Соли обнял его за плечи, погладил по голове, и Данло заплакал, зарывшись лицом в его холодные меха. Он плакал, пока внезапная мысль не отрезвила его. Ему было всего тринадцать лет, но у деваки тринадцатилетний мальчик — почти мужчина.
Он посмотрел на Соли, в чьих льдисто-голубых глазах тоже стояли слезы.
— Почему мы, Соли? Почему медленное зло не поразило и нас тоже?
Соли потупился.
— Просто удача. Воля случая.
Жалость и боль в голосе Соли поставили Данло на грань отчаяния. Соли тоже приготовился к смерти — это и ребенку было ясно. Безумие и смерть стояли в его глазах, в его изможденном, сером лице. Ветер, дующий от леса над обледенелыми валунами, веял смертельным холодом, и Данло казалось, что сам он тоже умирает. Но он не мог позволить себе умереть, потому что слишком любил жизнь. Разве не шайда — умереть слишком рано? Разве шайда, которую он видел, не превысила меру его сил? Он подышал на замерзшие багровые пальцы и снова натянул рукавицы. Да, он должен жить, потому что ему еще не пора уходить, потому что он молод и полон жизни, потому что в этот самый миг он понял, что должен постичь тайну шайды.
Он посмотрел на пещеру, на черный проем в горе, где лежали его собратья.
— Странно, что медленное зло меня не тронуло, да? Может быть, оно испугалось моей дикости. Хайдар всегда говорил, что я дикий и шальной, потому что хочу запрячь нарты и поехать на восход. Говорил, что я наслушался твоих рассказов.
Когда я был маленький…
— Ш-ш-ш.