Смотри-ка: в поликлинике бывает даже чаще, чем этого требует диагноз. И тоже не из Киевского...
Я возвращаю карточку Лавровой сестре.
- Почему не записан диагноз?
- Бывает, - отвечает та. - Может, забыл Михаил Федорович, или, что всего вероятнее, больной просто не потребовалась помощь протезиста.
- Так почему же она записана к Ягодкину? В карточке нет ни одной записи лечащих врачей.
Корнакова недоуменно пожимает плечами.
- А почему зарегистрированы у вас эти четверо? - Я предъявляю ей карточки Немцовой, Ермакова, Шелеста и Челидзе. - Ведь ни один из них не проживает в вашем районе.
- Мы делаем это в особых случаях с разрешения директора.
- Так почему же он разрешает?
- Он не всегда разрешает. Смотря какой врач просит. А Михаилу Федоровичу никогда не отказывает.
- Значит, все они записаны по просьбе Ягодкина?
- Да.
С выписками из лечебных карточек поликлиники мы уезжаем. Улов невелик, но существен. Все пятеро выбраны Ягодкиным или по материальным соображениям, или с какой-то другой, пока еще неизвестной целью. Ее-то и необходимо выяснить. Как? Об этом мы размышляем уже на работе.
- Немцову, думаю, пока не беспокоить. Сначала выясним кое-какие детали ее биографии за последний год, - предлагает Жирмундский, - ее поведение на работе, область ее работы, близость к руководству или к секретным материалам института и, главное, что ее связывает с Ягодкиным. Роман или деловое сотрудничество?
- Резонно, - соглашаюсь я, - а Лаврову вызовем?
- Девчонка, фифочка. Может и проболтаться, - сомневается Саша.
- Опять резонно. Вопрос о Лавровой пока отложим.
- А трое мужчин - Челидзе, Шелест и Ермаков? Может быть, поискать их среди аристократов филателии? Передадим-ка розыски Чачину.
Мне не хочется засвечивать Чачина. Ведь любая, даже не официальная, справка его в канцелярии Общества филателистов может вызвать ненужное любопытство и разговоры. А задача у Чачина другая: незаметно вживаться в круг собирателей, стать в нем своим, примелькавшимся парнем, нащупать подходы к Ягодкину и вдруг да и найти что-то постороннее, не имеющее отношения к страсти коллекционера в его практике собирательства.
- Нет, - говорю я, - Чачина трогать не будем. Справимся об этих троих сами в канцелярии общества.
Нахожу телефон. Звоню. Отвечает женский голос. Прошу передать трубку кому-нибудь из руководителей общества.
- А никого нет. Я тут одна за всех и две девочки из типографии. Просматриваем эскизы новых марок, - отвечает тот же вежливый голос. - Что вы хотите?
- У вас есть под рукой список всех московских членов общества?
- Он у меня в столе.
- Запишите три фамилии, только не повторяйте их вслух, - диктую я, и посмотрите, нет ли их в вашем списке. Я подожду у телефона.
Из положенной секретарем трубки доносится чуть приглушенный расстоянием другой женский голос: "Кто это говорит и чего ты мечешься?" И тут же первый голос: "Отстань, не твое дело". Минуту спустя тот же голос адресуется уже ко мне.
- Есть все три ваши фамилии. А вы откуда говорите? - наконец-то интересуется девушка.
- Из газеты, - говорю я. - Есть задача: рассказать нашему многомиллионному читателю о филателистах. Очень он исстрадался без этого, многомиллионный читатель.
- Действительно важная задача, - смеется девушка.
Задача и вправду важная - наша задача, - но до ее решения пока далеко. Еще только формируются ее условия. Что дано и что надо найти. Мы знаем или, вернее, предполагаем, что надо найти, но дано нам для этого еще очень мало. Наблюдением за Ягодкиным установлено, что в пятницу он ездил на станцию технического обслуживания, где встречался с механиком Родионовым, потом толкался среди собирателей марок в магазине на Ленинском проспекте и заехал так часам к пяти в кафе "Националь" пообедать.