Рим боится Завещания, а я - нет.
***
Путь от Палермо до Монтелепре занял на машине не более часа. Но за этот час Майкл и Андолини из городской цивилизации попали в примитивные
условия сицилийской провинции. Крошечный "фиат" вел Стефан Андолини, и на послеполуденном солнце его гладко выбритые щеки и подбородок светились
бесчисленными красноватыми корешочками волос. Он вел машину осторожно и не спеша, как человек, научившийся управлять автомобилем уже в немолодом
возрасте. Перебираясь через высокие перевалы, "фиат" пыхтел, словно ему не хватало дыхания.
На дороге их останавливали засады национальной полиции - отряды по крайней мере из двенадцати человек с броневиками, ощетинившимися
пулеметами. Документы, имевшиеся у Андолини, действовали безотказно.
Майклу казалось странным, что на таком малом расстоянии от большого города местность выглядела столь дикой и первозданной. Они проезжали
мимо маленьких деревенек, где дома, сложенные из камня, опасно балансировали на крутых склонах. Склоны эти были тщательно возделаны и превращены
в узкие поля на террасах, где аккуратными рядами росли зеленые остроконечные растения. Небольшие холмы были усыпаны бесчисленными огромными
белыми валунами, наполовину погребенными среди мха и бамбука; издали они казались огромными кладбищами без надгробных скульптур.
Вдоль дороги на некотором расстоянии друг от друга встречались часовенки - деревянные ящики, запертые на висячий замок, а внутри - статуи
девы Марии или какого-то святого. У одной из таких часовенок Майкл увидел женщину на коленях - она молилась, а муж сидел в тележке, запряженной
ослом, и тянул из бутылки вино.
Стефан Андолини дотронулся рукой до плеча Майкла и сказал:
- Мне приятно видеть тебя, мой дорогой брат. Ты знаешь, что семья Гильяно доводится нам родственниками?
Майкл был уверен, что это ложь, - что-то в лисьей ухмылке рыжего говорило об этом.
- Нет, - ответил он. - Я знаю лишь, что родители Гильяно работали у моего отца в Америке.
- Как и я, - сказал Андолини. - Мы помогали строить твоему отцу дом на Лонг-Айленде. Старик Гильяно был замечательным каменщиком, и, хотя
твой отец предлагал ему участвовать в деле, связанном с оливковым маслом, тот остался при своей профессии. Он работал, как негр, восемнадцать
лет и копил, как еврей. Затем он вернулся на Сицилию, чтобы жить, как англичанин. Однако война и Муссолини превратили его лиры в ничто, и теперь
у него лишь дом и маленький кусок земли. Он проклинает тот день, когда уехал из Америки. Они думали, что их мальчик вырастет и станет принцем, а
он стал разбойником.
"Фиат" поднимал тучу пыли; заросли диких груш и бамбука вдоль дороги казались призраками, гроздья груш походили на опущенные руки. В
долинах виднелись оливковые рощи и виноградники. Внезапно Андолини спросил:
- Ты действительно думаешь, что поможешь ему бежать?
- Не знаю, - сказал Майкл. - После обеда с инспектором и доном Кроче я не знаю, что есть что. Хотят ли они, чтобы я помог? Отец говорил,
что все сделает дон Кроче. Он ни разу не упоминал об инспекторе.
Андолини откинул назад редеющие волосы. Бессознательно нажал на педаль газа, и "фиат" рванулся вперед.
- Гильяно и дон Кроче теперь враги, - сказал он. - Но мы разработали план без участия дона Кроче. Тури и его родители рассчитывают на тебя.