Джервис говорил уже вам, что у меня создалась такая привычка: я пользуюсь случайными часами досуга, например, ездой по железной дороге, — для построения различных теорий, способных объяснить какой-нибудь факт в подобного рода таинственных делах, которые мне попадаются под руку.
— Есть у вас какая-нибудь теория, объясняющая факты этого дела? — спросил я.
— Да, у меня есть несколько теорий, — одна из них кажется мне наиболее правдоподобной. И теперь я с большим интересом ожидаю новых фактов, чтобы проверить свои построения.
— Не стоит и пробовать выкачать из него что-нибудь. Он снабжен каким-то информационным клапаном, который открывается только внутрь. Вливать вы можете сколько угодно, но обратного движения не получите.
Торндайк усмехнулся.
— Мой ученый друг в сущности прав, — сказал он. — Видите ли, в любой день ко мне могут обратиться за советом по этому делу, и в таком случае я окажусь в глупейшем положении, если уже заранее выскажу свое мнение во всех подробностях. Но мне хотелось бы знать, что думаете вы и Джервис об этом деле на основании газетных сообщений.
— Ну, вот! — воскликнул Джервис — Что я вам говорил: он хочет высосать наши мозги.
— Что касается моего, — сказал я, — то едва ли высасывание даст хоть что-нибудь, кроме чистого нуля. Поэтому я отказываюсь в вашу пользу. Вы адвокат в полном расцвете своей деятельности, а я ведь только районный врач.
Джервис тщательно набил свою трубку и закурил ее. Затем, выпустив тонкую струйку дыма, сказал:
— Если вы хотите знать, что я думаю об этом деле, я отвечу вам одним словом: ничего! Каждая догадка приводит к тупику.
— Ну, бросьте! — воскликнул Торндайк, — вам просто лень. Барклею хочется видеть вашу судебную проницательность. Ученый адвокат может быть сам в тумане, — это сплошь и рядом с ним бывает, но он никогда прямо не говорит об этом. Он умеет это скрыть под искусным словесным прикрытием. Расскажите нам, по крайней мере, как вы пришли к своему заключению. Покажите нам, что вы действительно взвешивали факты.
— Хорошо, — сказал Джервис — Я дам вам мастерский анализ этого дела, который приводит к такому отчаянному выводу.
Некоторое время он продолжал попыхивать своей трубкой, в легком замешательстве, как мне показалось, и я вполне ему сочувствовал. Наконец, он выпустил маленькое облачко дыма и начал:
— Положение представляется мне таковым: мы имеем дело с неким человеком, которого видели входящим в некий дом; прислуга проводит его в некую комнату и оставляет его там. Никто не видит, чтобы он вышел оттуда, и тем не менее, когда потом вошли в эту комнату, она оказалась пустой. И этого человека никто никогда больше не видел — ни живым, ни мертвым. Начало довольно-таки таинственное.
Очевидно, можно предположить следующее: или он остался живым в этой комнате или, по крайней мере, в этом доме, или он умер естественной или насильственной смертью и его тело было спрятано; или же он ушел из дому никем не замеченный.
Рассмотрим первую возможность. Все это произошло около двух лет тому назад. Он не мог скрываться живым в этом доме в течение двух лет. Его бы обнаружили. Прислуга, например, при уборке комнат могла бы его видеть.
Тут Торндайк со снисходительной улыбкой прервал своего младшего коллегу.
— Мой ученый друг, — сказал он, — ведет следствие с неподобающим легкомыслием. Но мы принимаем заключение, что этот человек не остался в доме живым.
— Прекрасно, в таком случае не остался ли он там мертвым? Очевидно, нет. В газете говорится, что как только его хватились, Хёрст вместе с прислугой тщательно обыскали весь дом. Таким образом, не было ни времени, ни возможности скрыть тело. Отсюда единственное возможное заключение, что тела там не было. К тому же, если мы допустим факт убийства, — а сокрытие тела заставляет его предположить, — возникает вопрос: кто мог его убить? Очевидно, что не прислуга.