Через несколько секунд помещение опустело, и капитан остался наедине с телефоном:
- Алле! Люба? Алле!
На другом конце линии послышались какие-то хрипы, щелчки и только потом - заспанный голос телефонистки:
- Коммутатор слушает.
- Люба, соедини меня с квартирой начальника колонии. Только давай пошустрее!
- Сейчас.
- Времени в обрез... Ну, чего копаешься?
- Соединяю, - недовольно ответила Люба, клацнув тумблером.
Вздохнула по-женски: "Хоть бы "доброе утро" жене сказал, кобель. Чурбан деревенский... Ой, нет! Уйду к Сашке. Вот как только разведется так сразу же и уйду."
Впрочем, супруг будто прочитал её мысли:
- Ой, Любанька! Прости меня, курочка моя. Нервы с утра - ни к черту... Доброго утра тебе! Как отдежурила? А?
Капитан прислушался, но вместо голоса жены в мембране вновь захрипело статическое электричество.
- Любаша? Ты чего заткнулась-то? Сдурела, что ли? На мужа обижаться по пустякам - это, понимаешь, последнее дело...
В трубке что-то всхлипнуло, и Быченко насторожился:
- Ну ты, слышишь? Дурака-то не валяй... Чего сопли пускать? Прекрати, слышь? Приду домой - в глаз дам!
- Это ещё за что? - ответила трубка голосом начальника колонии. - Я сегодня дома ночевал. И жена может подтвердить...
- Товарищ подполковник!
- А Любка твоя на дежурстве. Так что, повода для утренних криков не вижу.
- Есть повод, Александр Иванович... В общем, я вам докладываю: ЧП у нас!
- Конкретно.
- Да такая штука... Осужденный Бабарчак - это самое... Ну, в общем он в заложники санчасть взял.
- Послушайте, Быченко, - вздохнул на другом конце линии уже почти проснувшийся начальник колонии. - Санчасть в заложники взять нельзя. Она деревянная! Докладывайте по существу. И не бурчите. Сказано же - я дома ночевал.
Дежурный офицер собрался с мыслями, подтянулся и отчеканил:
- Осужденный Бабарчак перекрыл входную дверь в здание санчасти. Сам сидит в коридоре с топором в руках. Кроме него в здании находятся ещё пятеро больных зэков и дежурный врач - старший лейтенант медицинской службы Ламакин. Из телефонного звонка Ламакина известно, что Бабарчак обьявил его и всех остальных заложниками.
- Бабарчак этот - он один? Сам парадом командует, или...
- Сообщников, вроде, нет.
- Бабарчак... Который? Из третьего отряда? Туберкулезник?
- Так точно. Доходяга, безнадежный. Ему жить-то осталось два понедельника, а он...
- Ну? И что дальше? - Зевнув, перебил капитана начальник.
- Не знаю, - признался дежурный. Но тут же добавил:
- Мы тут, в общем, с оперативниками посоветовались. И решили, что, может, надо снайперов подключать?
- Кого? - Телефон чуть не раскололся надвое. - Вы что там - обалдели совсем? Каких ещё снайперов?
- Но, товарищ подполковник... Вот я и говорю!
- Хоть выяснили, чего этот придурок хочет?
- Выяснили, - кивнул Быченко. - Ничего не хочет!
- Как это?
- А вот так... Он чем-то перед своим отрядным провинился, ну а тот сгоряча его очередного свидания лишил. Вот Бабарчак и обиделся!
- Ох, мать... твою! - С облегчением выругался начальник колонии. - Ну так, дайте ему свидание! И не морочьте мне голову... Хоть в воскресенье можно спокойно поспать?
- Так точно. Извините, товарищ подполковник.
- Седьмой час все-таки... Да, и вот ещё что! Обьявите по отрядам, чтобы все до одного осужденные слышали: если ещё что-то подобное произойдет, я телевизоры поотбираю к ядрене фене! Насмотрелись, понимаешь ли...
Повесив трубку, Быченко отер со лба пот. Прикурил очередную папиросу и не торопясь вышел на улицу.
"А хорошо, все-таки, что этот козел дома ночевал, - подумалось ему. Любаня на дежурстве, скоро сменится. Вечером баньку протоплю... А погода-то какая! Погода-то!"
В то августовское раннее утро погода действительно удалась. Восходящее солце ярко светило с лазоревого неба, и его огромный золотой диск не торопясь поднимался все выше и выше.