Иногда, когда у моего отца был особо напряженный график работы, он просил меня помогать ему в развозке по городу молочных продуктов. Мне нравилась тишина, спокойствие и безмолвие каждого утра. Я любил мир, каким он был до восхода солнца. Мне нравилось наблюдать за тем, какие разные люди работали на сыроварне или просто приходили туда за заказами. Я не знаю, почему мне так нравилось это; возможно, во мне проявлялось любопытство и любознательность моего дедушки Джейберда.
Отец пошел отнести накладную мастеру, стриженому под ежик большому мужчине, которого звали мистер Боуирс, а потом мы с отцом стали загружать нашу машину. Там были бутылки с молоком, картонные упаковки со свежими яйцами, ведерки с домашним плавленым сыром, особый картофельный салат "Зеленый Луг" и бобовый салат. Все еще было холодным, недавно извлеченным из морозильной камеры, и молочные бутылки искрились холодом в свете огней склада фермы. На их картонных крышках было изображено улыбающееся лицо молочника и слова "Товар для Вас!" Пока мы работали, мистер Боуирс подошел к нам и наблюдал за нашими действиями, держа в руках дощечку с захватами для бумаги, и за одним его ухом торчала ручка.
- Ты думаешь, тебе понравится стать молочником, Кори? - спросил он у меня, и я сказал, что да, может быть, мне и понравится стать молочником. - Миру всегда будут нужны молочники, - продолжал мистер Боуирс. - Разве не так, Том?
- Неизбежно как дождь, - ответил мой отец; это была одна из его стандартных фраз, которые он произносил в тех случаях, когда вообще ничего не слушал или слушал разговор лишь вполуха.
- Приходи на работу, когда тебе стукнет восемнадцать, - сказал мне мистер Боуирс. - Мы непременно устроим тебя здесь, - он так хлопнул меня по плечу, что мои зубы клацнули, а бутылки, которые я в это время нес в ящике, отчаянно зазвенели.
Потом отец вскарабкался по колесу в кабину, я сел рядом с ним, он повернул ключ зажигания, и мы отъехали от склада, увозя сливочный груз. Перед нами луна опускалась вниз, последние звезды еще цеплялись за покровы ночи.
- Как насчет этого? - спросил папа. - Я хочу сказать, насчет работы молочником. Тебе нравится это?
- Это будет забавно, - ответил я.
- На самом деле не совсем так. О, это хорошая работа, однако она отнюдь не забавна каждый день. Кажется, мы никогда еще не говорили о том, чем бы ты хотел заняться в дальнейшем, а?
- Нет, мистер...
- Хорошо, я не думаю, что ты должен стать молочником, хотя бы потому, что я сам занимаюсь этой работой. Видишь ли, я вовсе не собирался заниматься этой работой. Дедушка Джейберд очень хотел, чтобы я стал фермером, как и он. Бабушка Сара очень хотела, чтобы я стал доктором. Ты можешь себе это представить? - он взглянул на меня и ухмыльнулся. - Я - и вдруг доктор! Доктор Том! Нет, мистер, это работенка не для меня.
- А кем же тогда ты хотел стать, папа? - спросил я.
Отец некоторое время молчал. Казалось, он обдумывал всю глубину вопроса, который я ему задал. Это убедило меня, что никто прежде наверное не задавал ему такого вопроса. Он вцепился своими взрослыми большими руками в руль и словно бы спорил с дорогой, которая длинной лентой разматывалась перед нами в свете фар грузовика, а потом сказал:
- Первым человеком, высадившимся на Венере. Или наездником на родео. Или человеком, который способен придти на пустырь и выстроить там дом, сам, до последнего гвоздочка и последнего мазка краски. Или полицейским следователем, - отец издал горлом слабый смешок. - Но ферме был нужен молочник, им я и стал.
- Я не возражал бы стать гонщиком, - сказал я. Отец иногда брал меня на гоночную трассу недалеко от Барнсборо, где проходили соревнования гоночных автомашин, и мы сидели там, расправляясь с хотдогами и наблюдая за снопами искр и крушениями первоклассных машин. - Быть следователем тоже неплохо.