Он никогда не мог запомнить, какому лицу принадлежит какое имя, но разве это имеет значение? Все они Сарио. Только Сарио важен.
И, естественно, Сааведра. Он сделал это ради нее и ради прославления искусства рода Грихальва. Вовсе не для себя.
Сарио опустился в кресло - старое, много раз побывавшее в починке кресло Алехандро, намочил кисть слюной и начал писать акварельный портрет Луиссы. Ее тонкие, изящные руки, держащие гирлянду из дикой герани, постепенно, по мере того как он наносил краски, распухали, пальцы становились шишковатыми. В течение следующих двух дней, пока им с Аласаис еще будет нужна ее помощь при подготовке к отъезду, Луисса лишь почувствует слабую боль в руках, которая несказанно ее удивит. Костная лихорадка - артрит, так ее теперь называют врачи, - разыграется чуть позже. Никто не должен заподозрить, что ухудшение ее здоровья каким-то образом связано с ним. Глаза Луиссы на портрете покрыла почти прозрачная белая пленка...
Нет. Он вспомнил Томаса. Нет никакой нужды ослеплять Луис-су. Он нарисовал крошечные трещины у нее на губах и небольшую опухоль на горле. Она должна онеметь. Сделали бы Вьехос Фратос нечто подобное с Томасом, и Сарио никогда не узнал бы того, что его интересовало. Муалимы допустили ошибку, когда, лишив Томаса глаз и рук, возомнили, будто не оставили ему ничего. Матра! Как давно это было! Он взглянул на череп. Очень давно, Томас уже давно превратился в прах.
Аласаис зашевелилась и мгновенно проснулась.
- Что ты делаешь? - совсем как ребенок спросила она. Сарио никогда не мог предугадать, каким будет ее очередной вопрос.
- Защищаю тебя.
Он закончил портрет, нахмурился и стал его разглядывать. Не лучшая из работ, но свою роль сыграет. Он отставил картину в сторону, сохнуть, а сам написал короткую записку.
Семье Грихальва.
Если вы хотите узнать, где находится одна из женщин вашего рода, загляните в гостиницу "Сноп пшеницы и серп". Ради защиты собственных интересов вам следует забрать ее оттуда как можно скорее, поскольку она связалась с либертистами. Взгляните на листовку. То, что она живет в самой обычной гостинице, ложится пятном на репутацию семьи.
Ради вашей собственной пользы я подпишусь так: Заинтересованный наблюдатель.
- Аласаис, когда придет маэсса Луисса, ты попросишь упаковать твои вещи.
Как только акварель высохла, Сарио убрал ее в сундук и закрыл крышку. После этого отнес записку вниз и велел Оливиано отправить посыльного в Палассо Грихальва.
Появилась Луисса. Услышав, что они уезжают через два дня, погрустнела, непривычно хриплым голосом пролепетала какие-то слова о том, как она сожалеет. Потом достала платья Аласаис, сшитые у разных портных, принялась показывать, как нужно в них держаться, как носить митенки, шаль, обмахиваться веером. Луисса аккуратно складывала вещи, время от времени напоминая Аласаис названия тканей, а также как следует одеваться. Она не жаловалась на боль в руках, но Сарио внимательно за ней наблюдал: она то и дело останавливалась, чтобы потереть костяшки пальцев. Знакомый с костной лихорадкой по личному опыту ему довелось испытать ее в нескольких жизнях, - Сарио сразу узнал этот жест.
На второй вечер он щедро заплатил Луиссе, и она ушла, не стесняясь своих слез.
- Ты намерен ее убить? - совершенно равнодушно спросила Аласаис.
- С чего ты взяла? - удивился Сарио. Он не говорил Аласаис ничего такого, что могло бы навести ее на эту мысль.
- Она ведь знает, что мы здесь были. Сарио приподнял одну бровь.
- Ты мыслишь совсем как твой отец - когда речь идет о политике. А мне следует ее убить?
- Луисса была добра, но ведь нам она больше не нужна.
- Нам Не нужна, верно. Однако Луисса - опальная гхийаска, как и ты сама, Аласаис. Разве ты не испытываешь к ней симпатии?
- А мне следует? - без малейшего намека на иронию спросила она.
- Да, следует.