Боже мой, Джерри, он больше никогда не подойдет к ней, никогда не назначит свидание перед Бывшим заводом, никогда не поделится самыми сокровенными и дерзкими мечтами, потрясая серым листком Газеты… И будет прав: то, что она сделала, — самое настоящее предательство. Но Фрэнк… Она же не просто приняла сторону более сильного — Фрэнк ведь спас ее! Он появился внезапно и вовремя, как отважный принц в фильме про Веронику… в фильме…
Никогда больше она не увидит ни одного фильма. Никогда не сошьет красивого длинного платья. Никогда больше ей не приснится… не приСНИтся…
Тогда, в детстве, Фрэнк с тихим восторгом слушал, как она рассказывала СНЫ. Все время просил рассказать еще или хотя бы пересказать те же самые. И он верил. И продолжал верить даже тогда, когда другие подросшие ребята начали смеяться над ней, швыряться речной тиной и дразнить «врушкой-лягушкой»…
Они проходили мимо зажиточного дома, где в такое время все еще жгли лампу и не задвигали занавесок, нахально хвастаясь расточительством перед соседями. Лили зажмурилась; а когда, хлопая веками, приоткрыла глаза, лицо Фрэнка было прямо перед ней, и от него расходились фиолетовые и желтые контуры. Он тоже часто моргал, обожженный внезапным светом.
Они завернули за угол и снова оказались в чернильной по контрасту тьме.
И оттуда, из темноты, полной цветных кругов и силуэтов, послышался его странно дрогнувший ломкий голос:
— Какая ты красивая… Лили…
Она почувствовала на плечах его горячие руки; немедленно сбросила их — и в тот же момент парчовые лепестки упали с груди, повиснув у пояса. Ночная прохлада легла на грудь, и маленькие соски напряглись раньше, чем соприкоснулись с пальцами Фрэнка…
— Прекрати, — тонко и безнадежно прозвенел ее слабый голосок.
Фрэнк громко, прерывисто дышал. Одна его рука впечаталась в ее обнаженную спину, не давая двинуться; другая жадно мяла и щипала левую грудь — это было больно и стыдно… и еще очень-очень горячо… Невыносимый жар охватил Лили, и хотелось сбросить остатки платья, и все, что под ним, — а в первую очередь, конечно, душное тяжелое тело, остро пахнущее мальчишеским потом…
— Фрэнк!
Снова получилось тихо и слабо, и она набрала в грудь воздуха для настоящего крика — но он захлебнулся в чужих влажных губах, намертво налипших на ее губы, раздвинутые мокрым и длинным бесстыдным языком.
В спину садняще впилась дощатая перекладина забора.
ГЛАВА II
«Атлант-1», экспериментальный научно-исследовательский межзвездный корабль
Одиннадцать человек в рассчитанном максимум на троих отсеке связи — это как-то слишком. Из всей команды отсутствовали только навигатор Поль Дере и врач Коста Димич, несшие вахту. Олегу Ланскому пришлось буквально въехать в пульт: отсюда, из левого угла, Феликсу было хорошо видно, как выступающий черный край врезается связисту в грудь. Удивительно, как тот еще ухитрялся двигать руками. Кондиционеры не справлялись с удесятеренным дыханием и испарениями тел: в узле почти моментально стало жарко и душно. Толпа возбужденно гудела и колыхалась, переступая с ноги на ногу. И не отрывала одиннадцати пар глаз от многочисленных мониторов, мерцающих в режиме оперативной готовности.
В прошлый раз, десять месяцев назад, все было совсем по-другому.
Разумеется, когда Ланский объявил, что на связи Земля, все точно так же ринулись в Центральный узел. Еще бы: если в начале полета сеансы регулярно происходили раз в семь дней, то с момента последнего прошло уже три недели. Люди успели и забеспокоиться, и соскучиться.