- Я, наверное, и не зашла бы в магазин, если бы не слышала, что там сломан кондиционер. Мне нравятся шестидесятые. Я работаю в маленьком магазине грампластинок под названием "Звуки босиком". Мне это идет?
- Ага, - кивает он. Донна никогда не была особо прагматичной женщиной. Чем дальше она от восьмидесятых, тем лучше себя чувствует. Том зевает и вытягивается рядом с ней:
- Давай-ка в постель
Она широко-широко улыбается ему:
- Мы и так в постели.
Он хватает подушку и делает вид, что замахивается ею на Донну.
- Я имею в виду баиньки.
- Идет.
Донна перегибается через него - такая теплая и мягкая - выключить свет. У нее замечательная способность засыпать почти мгновенно. Так и есть, всего через две минуты голос у нее совсем сонный:
- Отвезешь меня утром на работу?
- Конечно, - он немного колеблется. Это название "Звуки босиком", очень уж оно звучит в духе шестидесятых.
- Я смогу найти его, если погода поменяется? Матрас поскрипывает от ее движения.
- Наш магазин кондиционирован. Какая бы ни была погода на улице, к нам всегда зайдет какой-нибудь беглец в шестидесятые. Кстати, наша лавочка вполне процветает.
- О'кей, - говорит он. Еще пара минут - и он знает, что она крепко спит. Самому ему требуется для этого гораздо больше времени. Он так давно не спал с женщиной. Тепло ее тела, негромкое дыхание, запах волнуют его. Доверять кому-то настолько, чтобы спать с ним, думает он - вот это настоящее доверие, не то что просто заниматься сексом. Неожиданно к нему приходит желание - еще сильнее, чем прежде.
И все же он лежит в темноте без движения. У него не было другой такой женщины, жадной к ласкам, еще не успев проснуться. И потом, думает он, она будет здесь утром.
Надежды... Погода утром - семидесятые. Для них с Донной нет погоды хуже.
Он так и засыпает с этой не очень приятной мыслью. Где-то около двух включается наконец кондиционер. Он просыпается, вздрогнув. Донна даже не шевелится. Он поворачивается, осторожно положив руку на изгиб бедра. Она сонно бормочет что-то и поворачивается на живот. Она так и не просыпается до самого утра. Ему вновь требуется немало времени, чтобы заснуть.
Звонок будильника врывается в его сон словно взрыв - он привык к громким будильникам. Порция адреналина в крови поддерживает его на ногах до первой чашки кофе. Что же касается Донны, то ее разбудить может только его уход из кровати. Он и забыл, как сладко она умеет спать. Все же к моменту, когда он повязывает галстук, она успевает приготовить две тарелки яичницы, тосты с маслом и полный кофейник крепкого кофе.
- Теперь я знаю, почему я так хотел, чтобы ты осталась, - говорит он. Обычно мой завтрак ограничивается корнфлексом.
- Несчастное дитя! - сокрушается она. Он строит ей рожу.
Сваливая посуду в раковину, он спрашивает:
- И где расположены эти твои "Звуки босиком"?
- В Гардене, на Гриншоу. Надеюсь, ты не опоздаешь из-за меня?
Он смотрит на часы.
- Ничего, успею. Посуду можно помыть и вечером. Тебя подхватить с работы? Ты во сколько кончаешь?
- В полпятого.
- Вот черт! Я вряд ли смогу подъехать раньше, чем полшестого.
- Я подожду внутри, - обещает она. - Там я точно дождусь тебя с радостью.
Она все понимает, думает он, хотя и старается не показывать этого. Вслух же он произносит: "Неплохая мысль".
Насколько мысль неплоха, он убеждается сразу же, шагнув за порог. Там царят самые что ни есть семидесятые: тот чертов диктор был прав. К моменту, когда Том и Донна добираются до нижней ступеньки, они уже не держатся за руки.
Он обгоняет ее, но оборачивается, чтобы буркнуть:
- У меня не слишком много времени разъезжать по твоим делам.
- Я не просила об одолжении, - Донна стоит, уперши руки в бока. - Если ты так спешишь, скажи мне, где у вас автобусная остановка. Я и сама доберусь.
- Она... это...