У Лорель было прекрасное чувство гармонии. Даже столь ничтожная жизнь достойна была завершиться приличнее. Она снова включила газовую плиту, но на этот раз зажгла спичку и поднесла к конфорке, решив выпить чашку чая.
– "Утешение старых дев, – подумала она, – вместо того, чтобы свести счеты с жизнью, выпить чашку чая".
– "Пожалуй, подожду ещё денек, – сказала Лорель сама себе. – Всего один денек. Это недолго. Может быть, случится то, что не произошло в течение долгих мрачных дней, предшествующих сегодняшнему (но она знала, что ничего не случится). Возможно, день окажется другим (но сама была уверена в обратном). А если нет, то завтра вечером.
Она едва уловимо пожала плечами, и тень улыбки вновь осветила её лицо: на этот раз не будет колбасной Шульца.
Остаток ночи она провела, съежившись в огромном кресле, где казалась совсем крошечной, а рядом мурлыкал транзистор. Он был настроен на станцию Патерсона, которая работала двадцать четыре часа в сутки. Многие радиостанции работали так же, но они постоянно крутили рекламу. На ВПАТ её вообще не было. Всю ночь они передавали арии из "Роберты", "Канкана", "Моей прекрасной леди". В конце концов Лорель задремала, уронив голову на грудь, как маленькая девочка, спящая на руках у мамы.
Она проснулась утром, когда в окне показалось солнце. Сначала подумала, что это обычный день и ей нужно на работу. Но нет, это же был последний день, который она себе подарила.
Лорель позавтракала, привела себя в порядок и позвонила в офис. Секретарше Атти она сказала:
– Предупредите мистера Барнса, что я не приду сегодня.
Было уже больше десяти часов.
Атти сочувственно поинтересовалась:
– Плохо себя чувствуете?
– Нисколько, – ответила Лорель Аммон. – Я совсем не чувствую себя плохо, напротив, даже немного лучше, чем вчера.
И это была правда.
Секретарша попыталась проявить солидарность:
– Но наверное лучше сказать ему, что вы плохо себя чувствуете, не так ли?
– Нет, совсем нет. Меня мало беспокоит, что вы ему скажете.
Секретарша изменила тон. Она немного обиделась, не понимая, в чем дело:
– Ну что же, я могу сказать ему, что вы позволили себе день отпуска.
– Как угодно, – ответила Лорель и повесила трубку.
День отпуска или вся жизнь, какая теперь разница?
Около двенадцати, надев соломенную шляпу и веселенькое летнее платье, она закрыла закрыла за собой дверь квартиры, положила ключ в сумочку и вышла, чтобы зашагать навстречу новому дню.
День стоял прекрасный, яркий и солнечный. Небо было голубым, фасады домов, освещенные солнцем, и теневые стороны улиц резко контрастировали между собой. На улице не было ни одной машины, которая бы не сверкала, когда ветровое стекло отражало солнечные лучи.
Куда пойти в свой последний день в Нью-Йорке? Точнее, куда пойти в Нью-Йорке в свой последний день? Ясно одно: только не на Пятую авеню разглядывать витрины магазинов. Это занятие – просто предвосхищение момента, когда у появятся деньги, чтобы купить то, что хочется. И в театр тоже лучше не ходить. Что же еще? Прогуляться в парке? Вот это удовольствие! Зелень деревьев, мягкая травка, извилистые дорожки, играющие дети. Но для такого дня это не подходит. Покой парка и возникающее чувство, что вы заблудились в центре шумного города, создают впечатление ещё большего одиночества, ещё большей потерянности, а Лорель этого не хотела. Она хотела видеть вокруг людей.
Наконец она села в какой-то автобус, который сначала повез её на запад по 72-ой стрит, затем на восток по 57-ой. Когда он доехал до 5-ой авеню и собирался повернуть на север, чтобы заново начать свой маршрут, Лорель вышла и пошла в обратную сторону, пока не оказалась среди фонтанов и цветочных клумб Рокфеллер – центра.