Оригинальный сценарий сомкнул в одно целое реальную биографию писателя с биографией его героя, свел их лицом к лицу и в нескольких особо отмеченных критикой эпизодах даже заставил вести друг с другом диалог, что лишь усилило внутреннюю шизофреничность фильма, созданную и многочисленными режиссерскими "находками", и полубезумной, на грани постоянного нервного срыва, игрой самого Огнева.
Зритель элитарный выделил этого актера в другом его фильме, вышедшем на экраны почти одновременно с телесериалом. Фильм этот назывался "В пяти шагах от Победы" и посвящен был штурму Берлина. Огнев сыграл в нем небольшую, но необычайно яркую роль рейхскомиссара Йозефа Геббельса в последние дни его жизни. То ли потому, что снимались оба фильма практически одновременно, то ли из-за ограниченности творческого арсенала Огнева, эти два героя Островский-Корчагин и Геббельс - получились у него поразительно схожими.
Соответствующее начальство заметило этот конфузный факт слишком поздно "В пяти шагах от Победы" уже победно шагал по киноэкранам страны. Фильм срочно сняли с проката, отчего его популярность в кругах интеллигенции резко возросла. Закрытые и полузакрытые просмотры в кииоклубах собирали полные залы, и Юрий Огнев попал в число тех актеров, не знать которых считалось дурным тоном. Кинематографическое начальство же сделало из этого казуса свои выводы и с тех пор больше не рисковало, доверяя Огневу играть лишь персонажей сугубо положительных. Помимо комиссаров, Юрий Огнев сыграл поручика Лермонтова в одноименном телеспектакле и Артура-Овода в незавершенном и не вышедшем на экраны телефильме "Овод". Артура Огнев сыграл в своей привычной манере. Те немногие, кто видел фрагменты незаконченного фильма, говорили, что Огнев там больше похож не на героя-революционера, а на маньяка из классического фильма ужасов. Впрочем, "Овод" не увидел свет отнюдь не из-за огневской трактовки образа - просто в процессе работы режиссер-постановщик отъехал в очередную загранпоездку и, как говорится, "выбрал свободу". Имя его было тут же навеки вычеркнуто из списка деятелей отечественной культуры и предано забвению, а многочисленные работы объявлены как бы несуществующими. Огнев же продолжал интенсивно играть комиссаров и подпольщиков.
- Опять застыл, изваяние ты мое! - крикнул Ник Ивану. - Давай, помогай разгружаться.
Тут на дороге показалась Лизавета - видно, кто-то уже рассказал ей, что за важная птица залетела в ее дом. Бабы почтительно расступились, и Лизавета оказалась лицом к лицу с гостями.
- А-а, это, должно быть, хозяюшка, - сказал Ник, сделал полшага в сторону и отвесил Лизавете земной поклон. - Почтенная Лизавета свет-Валентиновна, дозвольте двум молодцам заезжим, Никитке с Егоркою, в тереме вашем светлом передохнуть с дороги дальней...
Лизавета, словно не замечая ерничания Ника, вылупив глаза, смотрела на Огнева. Он не выдержал ее взгляда, опустил глаза, опушенные густыми и длинными ресницами, и тихо, смущенно сказал:
- Да, будьте добры...
Слова эти вывели Лизавету из оцепенения, и она сразу засуетилась:
- Да, да, проходите, проходите, гости дорогие! Устали поди, а вот я сейчас чайку с дороги, молочка!.. Танька, беги чайник ставь, на стол накрой, мечи все, что есть в доме...
- У нас тут с собой кой-чего тоже имеется, - сказал Ник.
Иван уже извлек из "Нивы" яркий клетчатый чемодан, длинную дорожную сумку и большой пакет. Ник проворно захлопнул дверцу "Нивы", закрыл на ключ, ключ положил в карман, подхватил сумку и пакет и направился вслед за Лнзаветой с Огневым в дом, куда еще раньше, убежала Таня. Ивану ничего не оставалось, как взять тяжеленный чемодан и потащиться за остальными.
В горнице Таня ставила на чистую скатерть ложки, чашки, тарелки. Ник раскрыл пакет и доставал из него свертки явно с чем-то съедобным.
- Вот, рекомендую, буженинка, вполне годная к употреблению. А это охотничьи колбаски и сыр прямо из гастронома "Арбат". Очень рекомендую. Полено сливочное к чаю...
Лизавета таскала из сеней миски с солеными огурчиками, грибами, салом, прошлогодней моченой брусникой.