Еще обидится и объявит лежачую забастовку.
- Не надо!
- Тогда пляши!
- Все тебе припомню, Захаржевский! Таня перевалилась через него, на четвереньках приземлилась на ковер, встала.
- Что ж ты, танцуй! - потягиваясь, сказал Никита.
- А ты спой тогда! - огрызнулась Таня и показала ему язык.
- Ля-а-а-а-а! -гнусаво взвыл Никита.
- Тиш-ше! - зашипела на него Таня.- Ну точно офонарел!
- Распевка, - сказал Никита, пожимая плечами. - Без нее никак. Ну, поехали, да? Три-шестнадцать... Эх, раз, еще раз... Ты что, заснула? Больше жизни, товарищ Ларина! Интересно, ты и на съемках такая же амеба?
- На съемках так не упахивают, - ответила ему Таня.
- Ах, мы жаловаться? А ведь кто-то только что просил еще...
- Слушай, а без танцев никак нельзя? - взмолилась Таня.
Никита почесал в затылке.
- Вообще-то можно... Только скажи волшебные слова, а потом поцелуй.
Таня навалилась на него, прошептала ему в ухо: "Пожалуйста, Никитушка!" и чмокнула внос. Никита тряхнул головой.
- Две ошибки, товарищ Ларина!
- Какие? - осведомилась она и легонько укусила его за ухо.
- Во-первых, слова твои, конечно, волшебные, но не для этих случаев. Тут нужны другие.
- Какие же? Научи.
- Закрой глаза и повторяй за мной. Биби меня...
- Биби меня...
- ...мой сладкий зу и.
- ...мой сладкий зу и.
- Теперь - все вместе, а потом поцеловать, - распорядился Никита.
- Биби меня, мои сладкий зуи! - с выражением продекламировала Таня и впилась Никите в губы. Он довольно быстро отстранился.
- Ты не меня целуй, ты его целуй!
- Кого это его? - спросила Таня.
- Ну, кого просила... Мой сладкий зуй, - Для большей наглядности Никита провел рукой у себя между ног.
- И что, он будет... биби? - недоверчиво спросила Таня.
- Отбибикает за милую душу, - заверил ее Никита. - Только ты тоже к нему с душой...
Таня повторила заклинание и, развернувшись на пятой точке, прильнула, куда было ведено.
Это была одна из бесконечных вариаций на заданную тему. А тема была задана в тот летний день, когда она, преисполненная отчаяния и чаяния, позвонила ему с Садовой. Хотя прошло уже больше восьми месяцев, Тане казалось, что это было только вчера. Тогда он опередил ее в гонке до дому, и, когда она отворила дверь, встретил ее в шикарном шелковом халате, намытый, разодеколоненный, и тут же увлек ее в постель, где показал Тане неведомые дотоле чудеса секс-атлетики. Пока она, обалдевшая от таких щедрот природы и вусмерть удовлетворенная, спала, он приготовил роскошный ужин, существенно подкрепивший их силы. С тех пор они на практике изучили всю "Кама-Сутру", за исключением совсем уж акробатических поз, причем Таня, быстро пережив период начального смущения, обнаружила в себе не меньшее, чем у ее любимого, бесстрашие и не отказывала себе и ему в удовольствии в самой разнообразной обстановке. Особо следует отметить заднее сиденье оранжевой огневской "Нивы" и двуспальное купе "Красной стрелы" - всякий раз, когда Таня выезжала в столицу на съемки "Начала большого пути", выяснялось, что у Никиты тоже в Москве срочные дела. Сосредоточению на желаемом немало способствовал ритмичный стук колес и мелькающий в купе свет придорожного фонаря, поставленного освещать рную заоконную природу.
Если не считать этих поездок, о которых обычно было известно заблаговременно, Никита являлся к ней неожиданно, и она всегда была ему рада. Даже после самого утомительного дня - а работы у Тани этой осенью было много, появление Никиты придавало ей сил и настраивало самым недвусмысленным образом: стоило ей увидеть его, руки сами собой начинали расстегивать пуговицы. У него тоже, по его собственному признанию, осень проходила под тютчевским девизом: "Весь день стоит, как бы хрустальный".