В самый разгар "чайного стола" раздался телефонный звонок.
- Вот черт! - сказал Павел. - Кто это, интересно знать?
- А ты не подходи, - лениво посоветовал Валька.
- Нет, ребята, надо. Вдруг это Нина Артемьевна? Или просто хороший человек решил с праздником поздравить.
Павел вышел в прихожую и снял трубку.
- Павел Дмитриевич? - спросил незнакомый, жесткий мужской голос.
- Да, я.
- Майор Фролов из "девятки". Павел Дмитриевич, срочно берите машину и приезжайте к отцу. Здесь ЧП.
- Что случилось? - поникшим голосом спросил Павел.
- Не по телефону. Приезжайте немедленно. В трубке раздались короткие гудки. Павел с изменившимся лицом вошел в комнату.
- Извините, ребята... Кажется, праздник кончился.
Они, ничего не спрашивая, стали одеваться. Даже окосевший Шурка, один раз посмотрев на лицо Павла, тут же протрезвел.
- Я с вами, - сказал Павел, зашнуровывая ботинки.
- Тебе в какую сторону? - спросил Петя. - В Новую Деревню.
- Мне тоже. Будем мотор ловить?
- Надо бы. Сказали, очень срочно.
Они все вместе вышли на улицу и, встав по четырем углам перекрестка, стали голосовать. На первом же "частнике" Павел и Петя уехали в Новую Деревню...
VII
В дверном замке квартиры Черновых повернулся ключ, потом второй. Чуть поскрипывая, дверь отворилась, и в родительскую квартиру тихо, на- цыпочках вошла Елена. Она огляделась по сторонам, открыла дверь в гостиную, на кухню. Никого. Никого и не должно было быть. Каждую годовщину Великого Октября руководящим партийным работникам предписывалось встречать на высокой трибуне, принимая парад и демонстрацию трудящихся, продолжать на торжественном заседании, переходящем в торжественный концерт, и завершать столь же торжественным банкетом. Присутствие жен было обязательным.
Это и хорошо. Затем она и пришла сюда: побыть одной, подумать, определить линию поведения в свете изменившихся обстоятельств. И не видеть перед собой растерянно-слезливо-укоризненного лица разлюбезной свекровушки, не слышать ее вздохов, причитаний, идиотских советов...
Елена включила в прихожей свет, встала перед высоким зеркалом, переменив позу, еще раз оглядела себя, попробовала третью позу, четвертую. Увиденное доставило ей, как говорится, чувство глубокого удовлетворения. Хоть сейчас на обложку "Вог"! И дело не только в безупречном нордическом лице, в изящной фигуре, каждая линия которой продуманно обработана шейпингом, в моднейшем заграничном наряде. Главное - тот истинно европейский лоск, облегающий всю ее, словно тончайшая пленочка лака, и заряжающий окружающее ее пространство, будто вокруг нее замкнулась государственная граница, внутри которой безукоризненно-иностранная она, а вовне - рябая, серая Эсэсэсэрия. "Если я сейчас выйду на улицу, - подумала она, - никому в голову не придет обратиться ко мне по-русски".
Десять месяцев во Франции сделали свое дело. И не только они. Эти месяцы следовало помножить на плоды сознательных усилий. И в результате получилось это отражение, блистающее фторлаком выровненных и выбеленных зубов, поволокой глаз, несущих отпечаток нездешней роскоши - продуманной, стерильной и комфортной, надежно выправленной гордой осанкой. Нет, не все, далеко не все наши дамы привозили из-за границы такое, по большей части ограничиваясь тряпками, побрякушками, бытовой техникой - вещами. Конечно, это все тоже имеет место быть. Идет сюда малой скоростью в двух контейнерах и прибудет как раз к Рождеству. Но было добыто и привезено сюда то главное, без которого любая тряпка, даже самая дорогая, теряет три четверти своего смысла, - новая личность, абсолютно созвучная великолепию новых вещей.
Да, проходящий год стал годом побед и восхождений.